Александр Островский - Солженицын. Прощание с мифом

Сообщая эти сведения, Александр Исаевич ненавязчиво проводит мысль, что корни его социального бунта уходят в XVII–XVIII вв.

Поселившись «на земле Кавказского войска», Солженицыны осели в станице Саблинская (в просторечии — Сабля), которая находится недалеко от города Георгиевска[1] (7). До революции она входила в состав Александровского уезда Ставропольской губернии и являлась центром волости. В 1913 г. в станице проживало четыре с половиной тысячи человек (8).

Прапрадеда — бунтаря звали Семен, его сына — Ефим, внука — тоже Семен. Семен Ефимович был женат дважды. От первой жены Пелагеи Панкратовны имел трех сыновей (Константина, Василия, Исакия) и двух дочерей (Евдокию и Анастасию), от второй жены Марфы — сына Илью и дочь Марию. Евдокия и Анастасия вышли замуж и уехали, одна в станицу Курсавка, другая — в станицу Нагутская (родина Ю. В. Андропова) (9).

С легкой руки Дитера Штейнера получила распространение версия, что Семен Ефимович разбогател и стал помещиком (10).

Возражая против этого, А. И. Солженицын в названном интервью 1972 г. заявил: «Кроме нескольких всем известных казачьих генералов, никаких помещиков, то есть дворян-землевладельцев, потомков древней знати, получившей землю за военную службу, на Северном Кавказе вообще никогда не бывало… Были Солженицыны обыкновенные ставропольские крестьяне: в Ставрополье до революции несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец никак не считались богатством. Большая семья и работали все своими руками. И на хуторе стояла простая глинобитная землянка, помню ее» (11).

Частное землевладение в Ставропольской губернии начала ХХ в. все-таки существовало, но обнаружить Солженицыных среди помещиков Саблинской волости не удалось (12). Несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец до революции даже на Ставрополье имели лишь очень богатые крестьяне. Что же касается «глинобитной землянки», то, по утверждению журналиста Б. Волкова, который в данном случае опирался на свидетельство директора саблинской школы Геннадия Николаевича Смородина, она сохранилась, сейчас это — «запущенная старинная рыжего кирпича двухэтажная постройка с высокими некогда изящными окнами» (13).

Младший сын Семена Ефимовича от первого брака Исакий родился 6 (18) июня 1891 г. Закончив Пятигорскую гимназию, поступил в Харьковский университет, в 1912 г. перевелся в Московский (14). По утверждению А. И. Солженицына, по своим убеждениям Исакий Семенович был «народником и толстовцем» (15). Когда началась Первая мировая война, он ушел в армию. По окончании офицерских курсов стал артиллеристом, весной 1917 г. получил возможность приехать с фронта в Москву и здесь познакомился с Таисией Захаровной Щербак (16).

Отец Таисии Захаровны родился в 1853 г. в Таврии, около 1870 г. переселился на Ставрополье и обосновался недалеко от Армавира (17). Его семью Дитер Штейнер характеризовал как семью миллионера (18). Находясь в СССР, А. И. Солженицын оспаривал это (19), а в 1979 г., будучи уже за границей, стал утверждать, что Захар Щербак арендовал 2000 десятин и имел 20 тысяч голов овец (20). Если здесь нет опечатки, для крестьянина явно многовато.

У Захара и его жены Евдокии было трое детей: сын — Роман и две дочери — Таисия и Мария. Таисия училась сначала в Пятигорске, затем в Ростове-на-Дону в гимназии А. Ф. Андреевой, по окончании которой поступила в Москву на Голицынские сельскохозяйственные курсы, но завершить образование не успела, началась революция (21). В августе 1917 г. посетила Исакия Семеновича в Белоруссии, где они и поженились, после чего Таисия Захаровна вернулась в Москву, а когда к власти пришли большевики, уехала в Кисловодск. Здесь жили ее родители, брат Роман с женой Ириной Ивановной и сестра Мария, бывшая замужем сначала за Афанасием Карпушиным, потом — за Федором Гариным (22).

По свидетельству А. И. Солженицына, «уже весь фронт почти разбежался», а батарея его отца, продолжала удерживать свои позиции и «стояла на передовой до самого Брестского мира» (23). Мирный договор в Бресте был подписан 3 марта 1918 г., ратифицирован в ночь с 15-го на 16-е (24). Это значит, что Исакий Семенович вернулся домой не ранее второй половины марта. Заехав в Кисловодск, он забрал с собою жену и вместе с нею появился в родной Сабле (25), а 8 июня при до сих пор невыясненных обстоятельствах был смертельно ранен, по одной версии, случайно, на охоте (26), по другой, пытаясь покончить жизнь самоубийством (27). Обе версии исходят от его родственников (28).

Можно понять, почему раненный Исакий Семенович оказался в больнице города Георгиевска, где 15 июня умер. Непонятно, почему его похоронили на следующий же день, причем в Георгиевске, а не в станице Саблинской? (29) Обращает на себя внимание и то, что после этого Таисия Захаровна вернулась к родителям в Кисловодск и в дальнейшем отношений с родственниками мужа не поддерживала.

В годы Гражданской войны род Солженицыных понес еще несколько потерь: в 1919 г. то ли умер, то ли пропал без вести Семен Ефимович. В том же году не стало Анастасии Семеновны, тогда же скончался Василий Семенович, а вскоре ушла из жизни его жена (30).

Своего сына Таисия Захаровна назвала Александром. Его крестной матерью стала Мария Васильевна Кремер. Кто был крестным отцом, неизвестно (31).

А. И. Солженицын утверждает, что помнит себя примерно с трех — четырех лет, т. е. с 1921–1923 гг.: «Я в церкви. Много народа, свечи. Я с матерью. А потом что-то произошло. Служба вдруг обрывается. Я хочу увидеть в чем дело. Мать меня поднимает на вытянутые руки, и я возвышаюсь над толпой. И вижу, как проходят серединой церкви отмеченные остроконечными шапками кавалерии Буденного, одного из отборных отрядов революционной армии, но такие шишаки носили и чекисты. Это было — отнятие церковных ценностей в пользу советской власти» (32).

Эпизод явно символический. Из него явствует, что будущий пророк и праведник начал осознавать себя человеком не где-нибудь, а в божьем храме! И мир, который впервые запечатлелся в его памяти, он увидел как ангел вознесенный матерью на толпой. Этот мир сразу же предстал перед ним разделенным на своих и чужих, на людей, имеющих идеалы, тянущихся к богу, и грабителей — безбожников, облеченных земной властью, посягающих на церковные реликвии.

Что здесь правда, что вымысел, известно только Александру Исаевичу. Но бесспорно: вспоминая или же придумывая этот эпизод, он стремился подчеркнуть, что с самого начала своей жизни был среди верующих и с самого начала стал свидетелем торжества грубой силы, которая не могла не вызвать в его детской душе удивление, возмущение и осуждение.

«Это, — пишет А. И. Солженицын, — мое первое воспоминание, я с ним начал жить» (33).