Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г

Короче, практически старой Кудринской площади, ставшей своеобразной жертвой репрессий 37-го года, нет и в помине, а то, что сейчас носит название Кудринской площади, просто является новообразованием, абсолютно не похожим на нашу «Кудринку» времен, предшествовавших великим реконструктивным сносам тридцатых годов и послевоенного строительства. Нет ее. Обидно страшно. Как будто попал в совсем другое место, в другой мир. Правда, остались кое-какие осколочки прошлого. И они, эти осколочки все-таки напоминают, что именно здесь была когда-то Кудринка.

И вот я стою на новой огромной площади на углу Большой Никитской и Садово-Кудринской улиц и стараюсь восстановить в памяти ту старую, милую сердцу мою Кудринку. Мешают, правда, сосредоточиться сплошные потоки автомашин, проносящихся в обе стороны по широкому новому Садовому кольцу, потерявшему и бульвары и сады. Главным тут стал транспорт, гулять тут просто невозможно. Человеку здесь просто трудно приспособиться. Отовсюду его поджидают опасности. Транспорту тут тоже не просто. Пробки и простои.

А все-таки, давайте попробуем хоть мысленно вернуться в мир той площади. Ведь она была такая московская, такая человечная. А какой она была раньше, до моего знакомства с ней? Когда стала той, на которой я провел первые годы своей жизни?

То, что Кудринская площадь получила свое название от расположенного здесь когда-то при зарождении Москвы села Кудрино, я знал давно. Знал и про происхождение названий многих прилегающих к площади и Новинскому бульвару переулков. Все это уводило в глубь истории и было страшно интересно. Но сейчас останавливаться на этом не хотелось бы, так как сейчас передо мной стоит совсем другая задача. Меня больше интересовало, как выглядела площадь в первые годы советской власти, в годы моего детства, то есть в двадцатые-тридцатые годы нашего столетия. Площадь складывалась после сноса валов Земляного города постепенно, достаточно тактично меняя свою застройку, не нарушая, очевидно, общего характера ее. Она все время менялась. Особенно много изменений произошло, конечно, после пожара 1812 года, когда огромное количество деревянных, да и не только деревянных домов просто выгорело. Только очень немногие здания тогда сохранились. После пожара восстановление шло достаточно быстро. Уже к началу двадцатых годов прошлого века вновь отстроились улицы. Появилась так называемая послепожарная застройка. Позднее стали возникать дома нового типа, вроде различных контор, банков, магазинов. То там, то тут возникали доходные дома, значительно превышающие по своей высоте окружающую застройку. Это происходило и на самой площади, это же происходило буквально на всех прилегающих улицах и переулках. Рядом со старыми одно-двухэтажными домами и домиками появились четырех, пяти и даже шестиэтажные дома. Одновременно появлялись и малоэтажные особняки совершенно иной архитектуры, которая, однако, сумела очень удачно сочетаться со старой застройкой. Повсюду можно было увидеть соседство совершенно разных по возрасту зданий. Например, на нашей площади Вдовий дом появился еще в конце XVIII века, но перестраивался и приобрел современный вид уже после пожара 1812 года. Дом, в котором жила наша семья, был построен на грани веков в 1901 году, примерно в то же время появился и угловой дом на Большой Никитской. Позднее в центре площади появился круглый сквер. Ведь первое время наш дом стоял перед совсем голой пустой площадью. Я наскочил в литературе на снимок площади до ее реконструкции. Сделал с него зарисовку. Вот она. Думаю, она дает более или менее ясное представление о первоначальном виде площади уже после строительства нашего дома. Скучная она, по-видимому, была, неблагоустроенная.

Постепенно она как-то сформировалась, устоялась. Казалось, что такой она была, такой существует и такой будет еще долгое время. Хотя была она очень разнохарактерной по архитектуре домов, стоящих на ней. Почему же архитектура такой разновременной застройки не резала глаз, почему площадь оставалась компактной, единой? Контрастов, по крайней мере, не чувствовалось. Почему?

Очевидно, здесь проявилась вечная закономерность эволюционного развития населенных мест. Новое как бы является естественным продолжением старого, соседнего, даже если несколько превосходит его по размерам. Оно не контрастирует, так как сомасштабно со сложившимся соседствующим старым, так как появилось, считаясь с ним. Масштаб, ритм, членения, строй — все это гармонично увязано и поэтому все это не создает контраста, не вызывает протеста. Так, в основном, происходило в процессе застройки нашей площади. Но если новое вмешивается в застройку, не считаясь с ней, то как бы прогрессивно и по своим функциям, и по конструктивным и архитектурным решениям оно, это новое, не было, оно остается чуждым окружающей его среде, оно как бы разрушает ее, противоречит ей. Так повели себя многие доходные дома, появившиеся на московских улицах и переулках в конце прошлого, и особенно, в начале нашего века. Мы еще убедимся в этом, когда будем ходить по окружающим Кудринскую площадь улицам и переулкам. На самой же площади особо контрастных явлений я как-то не замечал.

Помимо внешнего вида застройки площади меня интересовало еще многое другое. Например, то, почему площадь после революции стала называться площадью Восстания. Я хотел знать, отчего в таком огромном городе, богатом своим героическим прошлым, так названа именно наша площадь. И мне рассказывали и о декабрьском восстании 1905 года, о боях на Пресне, о баррикадах, о дружинниках, которые именно здесь не пускали на Пресню карателей Семеновского полка, прибывшего из Петербурга. Мне рассказывали, что и в революции 1917 года на площади шли ожесточенные бои, что отсюда красногвардейцы шли против юнкеров на Арбат, на Кремль. Короче, мне объяснили, почему наша Кудринка стала называться таким воинственным именем. И мне представлялись эти бои, эти баррикады, орудия, дружинники, жандармы, казаки и семеновцы. Я старался представить себе, где были пушки, где баррикады, ведь недаром же бывшая Кудринская улица, идущая от нашей площади на Пресню, называется теперь Баррикадной. И даже кинотеатр тоже назван «Баррикады». Я даже гордился, что живу в таком героическом районе. Иногда пытался в рисунках передать эти воображаемые события. Жаль, что рисунков детства не сохранилось.

Итак, Кудринская площадь. Мы все время так ее и называли, потому что в обиходе новое название «Площадь Восстания» как-то в обиходе не очень привилось. Конечно, официально повсюду мы называли ее, как положено. И адрес наш почтовый был «Площадь Восстания, дом 1» и т. д. Но слово «Кудринка» было привычнее и милее, как трамваи «Букашка» и «Аннушка», как московские особнячки, как тихие улочки и кривые переулки. В моем окружении все продолжали называть ее Кудринкой. Это было названием не только площади, но и всей округи. Даже не названием, а скорее понятием. Как Арбат не только улица, а целая округа, некое понятие, впитавшее в себя большое окружение, как бы оно ни называлось.