Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2

Мы- то, конечно, видели, что идет наше наступление. Видели это и немцы.

Однако, модная в то время шпионобоязнь и пристрастие к секретности во всем не позволили нам знать то, участниками чего мы являлись. Наш штаб дивизии двигался непосредственно за передовыми наступающими частями. При отступлении немцы бросали разное военное имущество. Встречалось оружие, разного назначения пушки, топоры, пилы, автомашины.

Нам, связистам, досталось много цветного отличного немецкого кабеля, коммутаторы, телефоны. Все это было добротным, рациональным для нужд войны, удобным для пользования. Про себя и вслух мы удивлялись. Как же это так получается. Нам говорили, что немцы выдохлись. У них нет продуктов, а их военное имущество истощено. Мы надеялись увидеть забитых, голодных и оборванных немецких солдат. Вместо этого нам встречались здоровые, красивые немецкие парни. Их нижнее былье было шелковое. Форма отлично подогнана по фигуре. Сами солдаты носили многомесячные завивки на голове, надушены и выбриты. Их же оснащение вызывало у нас зависть и раздражение.

Немцы бросили огромное количество оружия и продовольствия. И все это заметно отличалось не в нашу пользу. Приходилось раздумывать почему же это немцы бегут от нас. Ведь у них есть все для обороны. В любой момент они могли бы нас опрокинуть. Они, наверное, не знают, что на каждого нашего солдата было выдано по 30 патронов, а нам, связистам, только по 15. Наши пушки и танки также имели некомплект боеприпасов. На вооружении армии было много тихоходных английских танков зеленого цвета.

Когда мы задавали подобные вопросы своему начальству о своих сомнениях, то получали примерно такой ответ: нами командует очень опытный генерал Гамышев. Он воевал еще в 1905 г. с японцами и в 1914 г. с немцами. Условия тогда были худшими и он показал себя отличным полководцем. Общим же наступлением руководит маршал Тимошенко. Он-то знает, что делает. Кроме всего, подобные вопросы задавать было опасно. Могли приписать клеймо провокатора или какого-либо другого чуждого элемента. Войска наши продвигались по территории, где находились немцы, а потому нас строго предупреждали, чтобы мы держали ухо востро, если попадутся какие-нибудь сомнительные элементы. И мы, на самом деле, этих сомнительных элементов из населения боялись больше, чем самих немцев.

Однажды под вечер, мне было нужно заступать на дежурство в узел связи по дивизии. Идти было близко, пароль еще не сообщали и я вышел из своей землянки не дожидаясь. По дороге пришлось задержаться. Возле самого узла связи меня остановил патруль, спросили пароль. Пароля я не знал.

- Ага! - сказали патрульные. - Пароль он не знает, а шляется возле штаба дивизии. Руки вверх! - Они быстро и ловко стащили с меня винтовку. - Шагом, марш! - скомандовали.

- Да куда шагом марш, я же здесь работаю при штабе дивизии!

- Иди, иди! Потом узнаем, где ты работаешь! - Парни были непреклонны. Наконец пришли в другой конец деревни. Ввели меня в избу. У телефона сидел старший лейтенант с красной повязкой дежурного на рукаве.

- Ну, кого привели? - Спросил он.

- Да вот, тов. старший лейтенант. Пароля не знает, а задержали его возле самого штаба дивизии.

Начался допрос. Фамилия, откуда взялся, чего там делал. В какой части служишь, кто командир, кто комиссар. На все вопросы я отвечал как будто без запинки. Что-то дежурному показалось не так и допрос повторился сначала. Кто ты сам, да кто у тебя комиссар и т.д. Мне стало надоедать все это.

- Слушайте! - Сказал я, - Ведь вы же меня знаете. Сколько раз вы бывали в штабе дивизии, неужели не запомнили меня?

- Это к делу не относится, - холодно сказал дежурный, - Ппароля-то вы не знаете.

- Ладно, - сказал я, - если вам мало моей красноармейской книжки и вы не верите тому, что я - это я, согласен остаться у вас. Только знайте. По вашей вине сегодня ночью штаб дивизии останется без связи.

Немного подумав, дежурный взял трубку и позвонил в штаб дивизии. Из трубки было слышно как кто-то из дежурных по узлу связи громко ругался и грозил мне наказанием за то, что я где-то шляюсь и не прихожу вовремя на дежурство.

- Ну ладно, - сказал дежурный, положив трубку, - я и сам тебя знаю. Другой раз не разгуливай без пароля.

Мне сообщили пароль на ночь, обругали всякими нелестными словами и выпроводили за дверь.

Наше наступление на Харьков длилось дней 7-8. Солдаты были бодры. Шутили. Хотя трудности наступления были большие, спать почти не приходилось. Всякое наступление очень воодушевляет солдат, а нас тем более. Ведь мы наступали после трудного периода отступления.

Если раньше стрельба была редкой, непродолжительной и всегда как-то откатывалась в сторону, то в это утро 20.05.42 все было наоборот. Стрельба была частой и все время приближалась в нашу сторону. Если раньше немцы уходили не принимая боя и едва отстреливались, то теперь они не только не уходили без боя, но и сами его навязывали. Если до сегодня с немецкой стороны мы встречали отдельные слабые соединения войск, то теперь по силе стрельбы и количеству немецкой авиации можно было догадываться, что нам противостоит большая армия и армия хорошо вооруженная. Наш узел связи штаба дивизии находился у края села на склоне оврага. Где находилось наше командование дивизией и ее комдив Ганышев, никто не знал. Я находился на коммутаторе узла связи 103 дивизии, держал связь с тремя пехотными полками и 1 артполком. Полки носили номера 586, 383, 683, если не ошибаюсь. Держа связь с ними, я ясно представлял, что происходит в этих полках и вокруг.

Мне все время приходилось кому-то отвечать или самому запрашивать полки. Никого из начальства нигде не было. В полках не было полковников, в дивизии не было генералов.

В узле связи нас было 5-6 связистов, которые обслуживали коммутатор, радиостанцию и телеграф. Возглавлял нас старший лейтенант, которого я раньше почему-то считал связистом не из нашего батальона связи. Поддерживали связь с полками, и соседней дивизией. Но кто распоряжался этими полками, кто командовал боем, понять было невозможно. Несмотря на то, что с нами не было наших командиров, связисты, солдаты до конца находились на своем посту. В каждом полку был наш телефонист, который давал о себе знать запросами в штаб дивизии. Беспрерывно, то из одного полка, то из другого телефонисты сообщали обстановку и сами спрашивали что им делать, так как в полках никого из начальства не было. Поскольку мы сами не знали, наши ответы были неопределенными. Бой с каждой минутой все более нарастал. Совсем рядом, за оврагом, стояла страшная стрельба. Рычали моторы, приглушенно сотрясали землю взрывы. В нашу сторону залетали пока отдельные снаряды которые с резким звуком рвались возле нас. Каждый близкий взрыв снаряда сотрясал стены землянки. Казалось, что стены оживают и движутся. Сверху летела земля, солома, песок, ветки, а мелкая микроскопическая пыль проникала в нос, в рот и противно скрипела на зубах. В воздухе пахло сладковатым пороховым дымом. В ушах звенело. Люди с бледно-серыми заостренными лицами глупо вздрагивали, делали неопределенные защитные движения, переглядывались. Население блиндажа было разношерстно как по возрасту, так и по образованию. Были здесь и юноши лет по 17-18, были также и взрослые мужчины лет по 40 и более. На каждый очередной взрыв все реагировали по-разному, согласно своего возраста и темперамента. Молодые парни вылезали из блиндажа, разглядывали места взрывов и их последствия. Старички же наоборот, смирнехонько прижимались к земле и здорово ругались на молодых, чтобы те не вылезали. Сидеть в блиндаже под обстрелом вещь не совсем приятная, хотя и не скучная. Сидишь и ждешь, попадет в тебя или пролетит мимо. Такую монотонность тоненько нарушали телефонные зуммеры. Нет-нет, да и позвонит кто-нибудь из полков. Здесь разговор вели между собой только связисты. Начальства-то нет. Спросят, живы? И опять замолчат. Вроде бы и им на том конце провода становится не так страшно.