Хилари Сперлинг - Матисс

Отдельно стоит отметить публикации на русском языке переписки, статей и бесед художника в блистательных переводах Е. Р. Классон, Л. Н. Делекторской, А. В. Парнаха, сборник «Лидия Делекторская. Анри Матисс: взгляд из Москвы» в переводах Е. Б. Георгиевской, В. А. Мишина, М. В. Костаки, книгу Раймона Эсколье «Матисс» в переводе с французского Н. В. Шилинис и Г. А. Берсеньевой под редакцией куратора Государственного Эрмитажа Альберта Костневича (вместе с ним мы работали над книгой «Матисс в России», которая вышла в 1993 году на русском, английском и французском языках) и конечно же книгу Луи Арагона «Анри Матисс» в переводе Л. А. Зониной, к которым я постоянно обращалась в процессе работы.

Анри Матисс многим обязан России. Самый смелый и дальновидный из его коллекционеров — Сергей Щукин — был русским. В 1911 году художник побывал в Москве, после чего знаменитая Розовая гостиная в щукинском особняке преобразилась в «райский сад» Матисса. Нигде в мире творчество художника, относящееся к предвоенному десятилетию, не было представлено так полно и к тому же самыми программными вещами, как в московском «музее Матисса». Одной из самых талантливых учениц парижской «Академии Матисса» была москвичка Ольга Меерсон. Русской по происхождению была Лидия Делекторская, секретарь и верная помощница художника, с которой связан последний период его жизни и творчества. Щукин, Меерсон, Делекторская в разное время становились столь же важной частью жизни Матисса, как и его собственная семья, — не случайно он оставил нам удивительные портреты этих людей.

Мало кому из художников так тонко и проницательно удавалось писать о том, как создаются портреты, как Матиссу. Он призывал внимательно наблюдать за моделью и стараться ловить мгновение. Ни одна деталь не должна быть упущена или искажена, говорил он, называя главными врагами художника предрассудки и предубеждения. Заметки Матисса о портретной живописи и помогли мне написать его биографию. Я попробовала восстановить реальную картину его жизни, очищенную от мифов, превратно понятых ситуаций и всевозможных домыслов, непосредственно влиявших на наше отношение к его творчеству. В процессе работы над книгой обнаружилось много такого, о чем я даже и не подозревала вначале. Матисс был прав, говоря: «Если когда-нибудь история моей жизни будет правдиво рассказана от начала и до конца, она удивит каждого».

Однако дотошность и беспристрастность могут быть не более чем отправной точкой для биографа. «Точность не есть правда», — любил повторять Матисс, цитируя Делакруа. В литературном портрете, как и в портрете живописном, слишком много деталей, слишком много анализа, перегруженности всевозможной справочной информацией, которая способна размыть очертания и замутнить духовную сущность героя. «Закрыв глаза, я вижу предмет, который пишу, гораздо лучше, чем с открытыми глазами, — говорил Матисс. — Я вижу его без случайных деталей — именно это я и пишу». Моя биография первоначально была опубликована в двух томах по пятьсот страниц каждый с приложением, содержавшим примерно четыре тысячи примечаний, отсылавших к проштудированным мной источникам. Предлагаемая вниманию читателей книга вдвое короче, но, возможно, нарисованный в ней портрет художника получился даже более четким.

Все приведенные в книге факты основываются на письмах, воспоминаниях, интервью и свидетельствах очевидцев. Отсылки ко всем использованным в книге документам можно найти в полной биографии Матисса, вышедшей на английском языке: The Unknown Matisse. A Life of Henri Matisse. Vol. I. 1869–1908 (London and New York, 1998); Matisse the Master. A Life of Henri Matisse. Vol. II, 1909–1954 (London and New York, 2005). В этих томах упомянуты все, кто помогал мне в работе. Здесь же хочу еще раз повторить, насколько я обязана наследникам Матисса — его внукам Клоду Дютюи, Жаклин и Полю Матиссам, а также Жерару Матиссу и Питеру Ноэлю Матиссу, которых уже нет с нами. Я безмерно благодарна за предоставленную мне возможность познакомиться с их семейным архивом и разрешение свободно, по собственному усмотрению, использовать и цитировать ранее неопубликованные записи и личную переписку членов их семьи.

Не могу не поблагодарить еще раз тех, кто в течение многих лет оказывал мне практическую и моральную поддержку, и прежде всего покойную Лидию Делекторскую, а также Ванду де Габриан, Доминика Фуркада и Реми Лабрюса в Париже, Жоржа Буржуа в Боэн-ан-Вермандуа, Доминик Шимусяк в Ле-Като-Камбрези; Джона Эддерфилда и Джека Флама в Нью-Йорке и Наталию Семенову в Москве. И, конечно, огромная благодарность моему мужу Джону Сперлингу, без которого эта книга не появилась бы на свет.

Анри Матисс любил сравнивать свое становление как художника с прорастанием семени. «Художник как растение, которое набирает силу, пуская корни, — говорил он, оглядываясь на пройденный путь. — Корни определяют все дальнейшее». Корни самих Матиссов берут начало на северо-востоке Франции, на обширной фламандской равнине, где они испокон веков занимались ткацким ремеслом. Анри Эмиль Бенуа Матисс родился в восемь часов вечера 31 декабря 1869 года в текстильном городке Ле-Като-Камбрези в доме своего деда по материнской линии Эмиля Бенуа Эли Жерара на улице Шен-Арно. Над кроватью, где он появился на свет, была дыра, а через нее в комнату лил дождь.

Родители работали тогда в Париже и приехали в Като встретить Новый год. Следуя семейной традиции, державшейся в роду вот уже четыре поколения, они назвали своего первенца Анри — в честь отца. Первый Анри Матисс ткал льняное полотно в своей мастерской. Его сын Жан Батист Анри пошел работать на фабрику, открытую в 1850-х и оснащенную новейшими по тем временам механическими ткацкими станками, а внук Анри забросил текстильное дело вовсе.

Эмиль Ипполит Анри Матисс, отец художника, родился в 1840 году и в молодости служил в модной парижской лавке. В январе 1869 года, когда он уже был женат на Анне Элоизе Жерар, дочке дубильщика из Ле-Като, его повысили до продавца-стажера в отделе дамского белья (бюстгальтеры, панталоны, чулки, корсажи, блузки и постельное белье) в новом универсальном магазине «Батавский двор» на бульваре Севастополь. Ипполит Анри всю жизнь гордился своей столичной выучкой: парижским стандартам должны были соответствовать и он сам, и его окружение, а старший сын — в особенности.