Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

С. Р. Да, это были сам Врангель и генерал-майор Буров.

B. Ш. Я не сказал об этом факте Эрмлеру и Владимирову. Слишком он печальный. И чекисты этого не узнали… Но все равно они обыграли меня. Обманули.

С. Р. Я напишу вашу биографию. Скорее, это будет комментарий к ней.

B. Ш. Интересно…

С. Р. Вы не должны были свергать царя. Он делал все, что требовалось для перехода от абсолютного самодержавия к парламентской монархии. Пусть не быстро, постепенно… В вашем поражении и есть суд Истории. Вы сломали опору империи.

В. Ш. Что ж, попробуйте. Хотя бы для того, чтобы больше не повторилось… Впрочем, в ином виде, кажется, уже повторилось в 1991 году?

Шульгин иронично улыбнулся своим большим ртом, и здесь наш разговор завершился.

Я начал работу.

О Шульгине написано немало. Из книг и статей Павла Милюкова, Василия Маклакова, Ариадны Тырковой, Александра Керенского, Петра Струве, Александра Солженицына, Олега Будницкого, Александра Репникова, Дмитрия Жукова, Николая Лисового, Дмитрия Бабкова, Василия Христофорова, Ростислава Красюкова, Александра Пученкова, Олега Михайлова и многих других можно составить вполне объемный образ Василия Витальевича.

Чем он интересен сегодня?

Во-первых, своей типичностью: окраинный русский герой, с его уникальной смесью локальности и всемирности.

Да, как заметили французы, «гении рождаются в провинции и умирают в Париже». Но никто не сказал, что при этом они становятся совсем иными людьми. И все российские «гении власти после 1917 года» были провинциалами по рождению, имели наследственные черты локальности.

Во-вторых, это история воюющего человека, для него идеи важнее собственной жизни. Что это за идеи? Процветание России и русского народа. Он одновременно русский националист и имперский державник, не желавший понять, что для процветания империи русские обязаны многим жертвовать. Он сражается за империю, и он же раскалывает ее.

В-третьих, Шульгин — символ неуемной борьбы с короной образованного класса за политическую власть и тотального поражения в этой борьбе.

В-четвертых, говоря о Шульгине, нельзя обойти проблему российской государственности: как к XX веку выросла огромная империя, за счет каких сил и вопреки каким силам?

В-пятых, в его судьбе отразились иные фигуры нашей истории: император, С. Ю. Витте, П. А. Столыпин, А. Ф. Керенский, А. И. Деникин, П. Н. Врангель, В. И. Ленин, И. В. Сталин, Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев…

Думаю, что и современная постсоветская Россия может угадать свои черты в этом сферическом зеркале. Национальные вопросы? Да. Борьба за власть внутри элиты? Да. Украинский вопрос? Да.

После серьезных размышлений я глубоко погрузился в русскую историю. В моей памяти пронеслись, будто эпиграфы к книге, несколько картин и голосов.

«Русское государство имеет то преимущество перед другими, что оно управляется непосредственно самим Господом Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует» (фельдмаршал Бурхард Христофор Миних).

«Мы хорошо знаем, что эта святыня народная — Родина — принадлежит не нам только, живым, но всему племени. Мы — всего лишь третья часть нации, притом наименьшая. Другая необъятная треть — в земле, третья — в небе, и так как те нравственно столь же живы, как и мы, то кворум всех решений принадлежит скорее им, а не нам. Мы лишь делегаты, так сказать, бывших и будущих людей, мы — их оживленное сознание, — следовательно, не наш эгоизм должен руководить нашей совестью, а нравственное благо всего племени» (Михаил Меньшиков. Письма к ближним)[3].

«— Теперь, говорю, понятно, отчего в прошлом году сошел поезд с рельсов… Я понимаю!

— На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши… Господь знал, кому понятие давал…» (Антон Чехов. Злоумышленник).

«Русь слиняла в два дня. Самое большое — в три… Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом буквально ничего» (Василий Розанов).

Соперничество русских и поляков в Малороссии. — Профессорский сын. — Университет. — Истоки «политического антисемитизма»

Значит, Шульгин… Это преображенный во времени петровский дворянин, потомок пушкинского Петра Гринева из «Капитанской дочки». Заброшенный судьбой на западную окраину империи, он жил среди малороссов, поляков и евреев тихой жизнью среднего помещика, называя себя «лесным человеком», пока не был вытребован на службу государству.

Вообще в шульгинской судьбе много загадок, которых не разгадать, если не брать во внимание несколько столетий нашей истории.

Почему монархист Шульгин оказался на самом лезвии бритвы, перерезавшей горло монархии, мы никогда не поймем, если не рассмотрим главные повороты тысячелетнего потока, который…

Что «который»?

Приходит на ум, вроде и не совсем по теме, стихотворение Гавриила Романовича Державина:

Прежде всего он имперский человек до мозга костей, сторонник единой России, отдавший в борьбе за нее двух сыновей. Он бескомпромиссный борец со всяким сепаратизмом, особенно украинским… Его нес тысячелетний поток, который пробивал себе дорогу через гранит иных народов и империй.

Петр Великий создал имперского служивого человека, вдохнул в него великую цель и заковал его в железо для соперничества с более сильными и культурными нациями.

Если бы Шульгин родился в ту пору, ему выпала бы судьба воевать, строить крепости и заводы, усмирять народные бунты. Или вести торговые дела с более искушенными в них иностранцами. Каких результатов он добился бы, нечего гадать. Главное, что в нем жила петровская традиция.

Петровская империя — военно-дворянская корпорация с доминирующей идеей универсального государства, где военные расходы составляли 65 процентов бюджета[4]. Дворян от государственной службы могло освободить либо увечье, либо смерть.

При этом совершился идейный слом: главенствующей стала доминанта служения отечеству, а не Божественной истине, как прежде.

Еще до объединения Киев оказывал на Москву сильное влияние, он стал поставщиком образованного духовенства, получившего хорошее богословско-филологическое образование в Киевской коллегии Киево-Печерской лавры. Если учесть, что в России до 40-х годов XVII века практически не было средних школ, то появление украинских учителей сразу отразилось на культурном процессе. Был выпускником Киевской коллегии и белорус, член униатского ордена базилиан Симеон Полоцкий, впоследствии ставший идеологом петровских преобразований. Он провозглашал примат дел в оправдание жизни человека перед Богом, а его оппоненты, среди которых самым ярким был протопоп Аввакум, — отдавали первенство вере в Бога.