Павел Куприяновский - Бальмонт

Вместе с тем люди, хорошо знавшие Бальмонта, неизменно отмечали его честность, искренность, правдивость, природную благожелательность и редкое простодушие. А также выделяли огромную, ни с чем не сравнимую любознательность, трудолюбие, работоспособность.

В представлении поэтов Серебряного века Бальмонт сохранился как создатель таких художественных ценностей, которым обеспечена долгая жизнь. На протяжении всего творческого пути Бальмонт по сути оставался символистом, в то же время стиль его эволюционировал в сторону поиска более простых поэтических средств.

Главную свою заслугу перед отечественной поэзией Бальмонт видел в сближении ее с музыкой: «…певучесть моего стиха стала общей чертой позднейших поэтов». О Бальмонте, необычайно расширившем возможности поэтической речи, есть все основания говорить: он одним из первых заложил основы языка поэзии XX века.

Александр Блок писал о нем как о «поэте с утренней душой», носителе светлого, «весеннего» начала в жизни, именно с ним связывал обновление русской поэзии и, несмотря на иные резкие суждения в его адрес, заключал: «Поэт бесценный». Для Марины Цветаевой Бальмонт являлся идеальным выражением самого понятия — Поэт: «На каждом бальмонтовском жесте, слове — клеймо — печать — звезда — поэта». Осип Мандельштам писал о «серафической поэтике» Бальмонта. Николай Гумилёв, начавший с подражания Бальмонту, а затем, в пору утверждения акмеизма, не раз высказываясь о нем скептически, всё же заключал: «Вечная тревожная загадка для нас К. Д. Бальмонт». Задумывая незадолго до гибели статью «Вожди новой школы», Гумилёв писал, что к вождям новой школы в поэзии в первую очередь следует отнести Бальмонта: у него «так пленительны… ритмы, так неожиданны выражения, что невольно хочется с него начать очерк новой русской поэзии».

Свидетельством огромного уважения к Бальмонту-поэту и понимания его значения для русской поэзии являются многочисленные стихотворные послания, посвященные ему: их писали Валерий Брюсов, Мирра Лохвицкая, Вячеслав Иванов, Максимилиан Волошин, Сергей Городецкий, Игорь Северянин, Марина Цветаева, Илья Эренбург, другие поэты. Влияние его творчества испытали на себе не только символисты, но и поэты разных литературных течений рубежа 1910–1920-х годов: акмеисты, футуристы, имажинисты, пролеткультовцы.

Портреты Бальмонта создавали в разные годы такие известные художники, как В. Серов, Н. Ульянов, Л. Пастернак, М. Дурнов, а также М. Волошин. Близкие отношения связывали поэта с талантливыми композиторами-современниками, особенно с А. Скрябиным и С. Прокофьевым.

Говоря о значении Бальмонта для русской культуры, нельзя обойти вниманием его колоссальную переводческую деятельность. По словам Гумилёва, он «открыл для читателей сокровищницу мировой поэзии» своими переводами Шелли, Кальдерона, Эдгара По, Калидасы, Руставели и других авторов. Борис Пастернак, ценивший дарование Бальмонта, утверждал, что Шелли и Кальдерон читаются и живут в современном сознании прежде всего в талантливых переводах Бальмонта.

В наше время Константин Бальмонт осознается как большой русский поэт, яркий и своеобразный, должным образом пока не раскрытый.

«Кто Вечности ближе, чем дети?» — спрашивал Бальмонт в стихотворении «Зимой ли кончается год…». Вопрос звучал риторически, поскольку утвердительный ответ мыслился сам собой: ребенок ближе всего к истине, его душа способна видеть в окружающем мире незримое, вечное. «В детстве, — писал поэт в автобиографическом рассказе „Белая Невеста“ (1921), — мы без слов знаем многое из того, к чему потом целую жизнь мы пытаемся, и часто напрасно, приблизиться лабиринтной дорогой слов». Вот почему в творчестве Бальмонт всегда стремился сохранить детскую непосредственность восприятия мира. Интересно, что в весьма зрелые годы, размышляя о своих начальных творческих импульсах, на первый план он выдвигал то, что вошло в его душу в детстве, и прежде всего от общения с природой. Именно детские впечатления, писал поэт в стихотворении «Заветная рифма» (1924), научили его «науке свирельной», подсказали ему стихотворные размеры: хореи и ямбы он услышал «в журчанье ручьев»; «плакучие ветви берез», колыхаемые ветром, «дали певучий размер амфибрахий»; «колокольный звон» для него был подобен дактилю и т. д. «Рифмою голубою» ему чудился «среди желтизны василек»; долгое звучание пастушеского рога, курлыканье журавлей и другие звуки учили ритму и рифме. Отсюда, утверждал Бальмонт, его певучие песни.

Константин Дмитриевич Бальмонт родился 3 июня (15-го по новому стилю) 1867 года в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии. В середине XIX века Гумнищи принято было называть сельцом, так как в деревне находилась барская усадьба. Несколько крестьянских дворов в один ряд, помещичий дом с примыкающими дворовыми постройками и садом, напротив которого находился пруд, — так выглядела эта деревня. Ее окружали поля, луга и леса, невдалеке протекала речка. В версте от Гумнищ — старинное село Якиманна с летней и зимней церковью и высокой колокольней. До уездного города Шуи — более десяти верст.

По-иноземному звучащая фамилия Бальмонт заставляла поэта искать своих предков в Шотландии, Скандинавии, Литве. Однако согласно документальному свидетельству, на которое ссылается вторая жена поэта Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт в своей книге «Воспоминания» (М., 1996), прадедом его был Иван Андреевич Баламут — херсонский помещик, а прапрадедом — сержант Андрей Баламут, служивший в одном из кавалерийских лейб-гвардейских полков императрицы Екатерины II. Фамилия Бальмонт впервые появилась у деда поэта, Константина Ивановича (родившегося 19 апреля 1802 года): когда его записывали на военную службу, неблагозвучное «Баламут» переделали сначала на «Бальемунт», а после увольнения «по домашним обстоятельствам» на «Бальмонт». Под фамилией «Бальемунт» дед поэта значился в формулярном списке (личном деле), куда занесены все этапы его военной карьеры. Начинал он ее в 12 лет юнгой, но в основном служил в сухопутных войсках. Дед был отмечен орденом Святой Анны 4-й степени и благодарностью царя за храбрость как участник Русско-турецкой войны 1828–1829 годов. Внучатой племяннице поэта Татьяне Владимировне Петровой-Бальмонт удалось найти в военно-историческом архиве редкий документ «О служившем в бывшем Саратовском пехотном полку поручике Бальемунте», подтверждающий изменение его фамилии.

В 1833 году Константин Иванович вышел в отставку в чине штабс-капитана, вскоре женился на вдове поручика Клавдии Ивановне Болотниковой, имевшей от первого брака двоих детей. В выданном ему паспорте он был обозначен как «Константин Иванов сын Бальмонт», как впоследствии стали писать фамилию и его потомков. Жить Константин Иванович стал в имении жены Гумнищи, в нем тогда числилось всего шесть душ. В 1834 году имя деда было занесено в «Список дворян Владимирской губернии», а в формулярном списке 1838 года значатся такие сведения о нем: собственным имением не владеет, избран в Шуйский земский суд дворянским заседателем, женат, имеет двоих детей — сына Дмитрия двух лет, дочь Александру одного года. Несколько позднее родились еще две дочери: Екатерина и Людмила. Очевидно, через какое-то время, предположительно в 1840 году, Константин Иванович Бальмонт приобрел в соседнем селе Дроздове собственный дом. Там и умер сорока двух лет от роду 19 декабря 1844 года. Священником в то время в Дроздове служил дед Марины Цветаевой, Владимир Васильевич Цветаев, который и отпевал деда Бальмонта перед погребением на дроздовском кладбище.