Анатолий Левандовский - Жанна дАрк

Английский король Генрих V и сам это видел.

В ночь на 13 августа 1415 года его войска высадились в устье Сены.

То, что последовало, было подобно смерчу или урагану.

О, Бодрикур хорошо помнил эти дни…

Точно лавина затопила север Франции. Разграбленные города почти не оказывали сопротивления В октябре при Азенкуре войско Карла VI было разбито наголову и цвет французского рыцарства оказался в плену у англичан.

Со времени Креси и Пуатье, о которых помнили лишь глубокие старцы, Франция не знала столь тяжких поражений.

Азенкур открыл дорогу на Париж.

Взбешенные арманьяки попытались исправить дело убийством Жана Бургундского. Но это лишь ухудшило положение. Сын покойного, герцог Филипп Добрый, провозглашая себя мстителем за отца, заключил союз с Генрихом V. Французская королева, подкупленная союзниками, приняла их сторону. Сумасшедшего Карла VI взяли в шоры и заставили подписать тяжелый и позорный договор в Труа.

Карл VI признавал своим преемником Генриха V Английского.

Дофин[4] Карл, которого считали виновным в убийстве Жана Бургундского, устранялся от прав наследования.

Королева Изабо, идя навстречу требованиям союзников, заявила, что юный принц Карл не сын французского короля…

Вскоре после этого оба соперника – Генрих V и Карл VI – неожиданно умерли. Но договор остался договором. Новый английский король, Генрих VI, еще нежился в колыбели, а регент герцог Бедфордский продолжал завоевывать для него второе королевство.

Англичане, поддерживаемые бургундцами, медленно продвигались на юг. Народ, как умел, сопротивлялся проклятым годонам.[5] Завоеватели отвечали расправами…

Впрочем, до всего этого сиру Роберу не было ровно никакого дела. Плевать ему на голытьбу, на ее бедствия и героизм. Сам-то он до поры до времени с выгодой пользовался сложившейся обстановкой и ловил жирную рыбку в мутной водичке.

Однако к лету 1428 года положение круто изменилось.

Англичане, занявшие весь северо-восток страны, дошли до города Орлеана – ключевой крепости на Луаре. Вся Шампань, а вместе с ней и Шомонский бальяж оказались под их властью. Вокулёр, лежавший на восточной границе Франции, был окружен врагом.

Сир Робер, по чести говоря, не считал годонов и бургундцев своими врагами. С ними он вел постоянно кое-какие дела, заканчивавшиеся всегда успешно.

Новые хозяева Шампани также не желали зла обходительному капитану. Но у них были свои кандидаты на доходные места.

С сиром Робером, офицером французской службы, поступили по-своему благородно. Его не судили, не убили и даже не бросили в тюрьму. Ему просто указали, что в течение августа сего года он должен передать свой пост английскому ставленнику сиру Антуану де Вержи.

Только и всего.

Мало того, когда Бодрикур заявил, что в столь короткий срок не сможет сдать все дела, согласились и на это. Он и по сей день исполнял должность капитана Вокулёра.

Исполнял!.. Одно это слово приводило благородного Бодрикура в неописуемую ярость.

Проклятие!.. Он полтора десятка лет сидит на своем месте, он прирос к нему, знает все ходы и выходы. И вдруг – пожалуйста, получай: убирайся на все четыре стороны!.. Нет, так просто он не уйдет!

Он будет тянуть, пока возможно.

Тянуть и надеяться.

На что? На чудо?..

А хотя бы и так! Разве не может произойти новых изменений? Ведь дофин Карл, хоть и рохля, не пожелал подчиниться англичанам, а провозгласил себя королем! Пусть сегодня этого «буржского короля» признает лишь часть южной Франции, что будет завтра – никому не известно. А уж если говорить о чуде…

У него, у Бодрикура, как раз есть кое-что на примете…

Месяцев восемь назад один его подданный из деревушки Бюре, что в полулье от Вокулёра, привел к нему молоденькую девчонку. Крестьяночка выглядела лет на шестнадцать, была ладно сложена и недурна собой.

Таких сир Робер обычно не пропускал.

Но эта его неприятно поразила.

Она, видите ли, без тени смущения заявила, что призвана спасти Францию! Она стала требовать, чтобы капитан отправил ее с конвоем к королю, которого девочка называла дофином и которому якобы должна была сказать нечто важное. Она пророчествовала и утверждала, что действует по велению божью.

Бодрикур не любил самозванных пророков. Девка была явно не в своем уме. Что оставалось делать?

Бросить ее для прочищения мозгов на несколько дней в холодную?

Сир Робер был в благодушном настроении. Ему почему-то стало жаль девчонку. Он подозвал ее провожатого, Дюрана Лассуа, и приказал отвести юную «святую» домой.

– Передай ее отцу, – добавил заботливый капитан, – чтобы он надавал ей пощечин. Да, да, хороших пощечин, и в изрядном количестве!

Вскоре Бодрикур забыл об этом происшествии и никогда бы о нем не вспомнил, если бы вдруг в эти горестные дни упрямая крестьянка не явилась снова. Она была в том же рваном платьишке и с тем же спокойно-упрямым выражением лица.

На этот раз она проявила большую настойчивость.

Жанна – так звали крестьянку – утверждала, что господь повелевает ей идти к королю, возглавить армию, снять осаду с Орлеана и короновать Карла в Реймсе как законного повелителя Франции.

И тогда-то Бодрикура вдруг осенило.

Уж не якорь ли это спасения, посланный судьбой?

А что, если девчонка и вправду божья избранница? Быть может, она знает, что говорит? Почему не попытать счастья?..

Если она поможет королю, тогда ему, Бодрикуру, успех обеспечен. Черт с ними, с англичанами и бургундцами! Тогда он опять бальи и капитан, а то, глядишь, и некто поважнее.

Если же от девки проку не будет – ну что ж, в этом не его вина.

Так или иначе, король увидит, что капитан Вокулёра озабочен его делами, и при случае не забудет этого. А кто знает, как еще может все обернуться?..

Да, это неплохая мысль. Она стоила, чтобы над ней подумать.

И капитан Бодрикур на этот раз не упоминал о пощечинах. Он ласково поговорил с Жанной и предложил ей подождать.

Вскоре, однако, ему пришлось пожалеть о своем поступке. «Святая» не давала ему покоя. Почти каждый день она приходила и требовала, чтобы отъезд был ускорен.

– Если бы мне пришлось ползти на коленях, я все равно добралась бы до места, – упрямо твердила она капитану, пугавшему ее трудностями пути.

Вот и сегодня она здесь.

И опять тот же бесконечный и так хорошо знакомый разговор: господь бог, голоса святых, спасение Франции…

Бодрикур, которому и без того хочется спать, не пытается сдерживать зевоту.

– Я должна идти, хотя с большей бы радостью осталась у матушки и занималась домашними делами. Но мне суждено не это. Я обязана выполнить свой долг…