Всеволод Иванов - Записки Полтинникова

Перечитал я начало своей повести и все-таки не понимаю: зачем я пишу? Добро бы для заработка; эта профессия не хуже всякой другой, но никто и ничего не заработает на моих записях.

Значит, ни славы, ни денег, ни самовосхваления, ни для потомков...

И все-таки пишу?

Поразительно, вот что я вам скажу.

Конец:

Как попали ко мне эти записи?

Соседки с негодованием сообщили. Обычная квартирная склока. Собрание у баптистов его любовниц. В записках указаны их адреса, фамилии, приложены письма некоторых. Его обвинили в половых извращениях, чисто уголовное дело его сообщниц осталось недоказанным, а может быть, по нему ведется следствие. Его сослали в исправительно-трудовые лагеря.

А дальше история и обычная, и необычная. На Волге был ледоход. Правда, слабый. Но при современных самолетах нетрудно сказать, что сверху идет лед. Пароходик тащил баржу с ссыльными. Затерло. Взорвалась поблизости взрывчатка, которую надо было взорвать на двадцать километров выше. Масса случайностей, но из них-то и складываются, к сожалению, драмы нашей жизни. Уж кто-кто, а мы убедились в этом, живя нашей многотрудной жизнью.

Пароходик, желая помочь барже, защитить ее от льда, подошел ближе. Взрывной волной его ударило о баржу, и баржа начала тонуть. Ссыльные по льду поползли на пароход. Кто-то упал в воду, стал тонуть: едва ли не женщина, которая - выходит, в последний раз - понравилась нашему автору, одна из его бывших; арестованная по его записям, она стала тонуть, автор бросился ее спасать. Спасти-то ее он спас, но сам, попав между льдом, не смог схватить брошенный ему матросом багор и пошел ко дну. Тело его нашли среди нескольких других утопших.

Мне попал список. От А. Н., имя которой и адрес он не захотел назвать на следствии. Она принесла список ко мне. Зачем? Значит, он делал-таки списки? Любопытно. Я ее спросил:

- Зачем? Это же нельзя напечатать.

- Сегодня нельзя, завтра можно,- ответила она.- Вы авось доживете.

Она была молода и красива, в сто раз красивее меня и в два раза моложе: ей было около тридцати.

- А почему вам не дожить?

Она промолчала.

- Скажите, это хотя и нескромно, но вы не сами раскрыли загадочные буквы, и я знаю, что здесь написано,- это о вас, правда?

- Правда,- ответила она, прямо глядя мне в глаза.- Правда. Поэтому-то я и пришла во второй раз.

- То есть...

- То есть, я надеюсь, вы их сохраните, а мне не удастся.

- Вы же в два раза моложе меня.

- Мало ли что!

- Вы больны?

- Нисколько. То есть я больна любовью к нему. И умру от этой любви.

- Вы верите в бессмертие?

- То есть то, что мы там, в зазеркальном мире, сойдемся снова? Нет! Мне без него скучно.

- Он был бунтарь?

- Нисколько. Да и надоели мне все эти бунтари.

- Эпикуреец?

- Наслаждение было для него мучительно. Он ненавидел меня в эти минуты и поэтому бежал к другой.

- Вам нравилось, что он каялся?

- И это нет. Мне нравилось, что он есть. И все. Прощайте.

Недели две спустя один мой знакомый, видевший меня (я пошел ее проводить, полный необъяснимого беспокойства) вместе с ней, сказал, что он узнал - моя знакомая повесилась.

А вы говорите, что мало странных людей на свете.

Они не переведутся.