М. Томара - Бабек

Сам новообращенный направлялся в город, должен был приписаться к какому-нибудь арабскому племени и заносился в списки арабского войска, получал права на жалованье, которое первое время халифата уплачивалось всем мусульманам. Приписка к арабскому племени делала его клиентом (мевла) этого племени, что ставило его в положение раба, отпущенного на волю своими господами. Он оказывался в полной зависимости от своего патрона: не имел права жениться, не мог выдать дочь замуж без согласия своего патрона; если он умирал без прямых наследников, его имущество переходило к патрону. Арабы глубоко презирали покоренные ими народы: например, в разговоре между собой они называли друг друга почетным именем: «О, отец такого-то Абу Бекр — отец Бекра, Абуль Аббас — отец Аббаса», новообращенных же называли просто по имени, наравне с рабами. Общественное положение клиента в арабской империи характеризует поговорка того времени: «Молитву делает недействительной прикосновение к молящемуся собаки, осла и мевла». Таким образом прав, присвоенных мусульманину-завоевателю, новообращенный не получал, однако положение его на некоторое время улучшалось и он освобождался от крепостной зависимости и уплаты подушной подати, мог уйти в город и заниматься там торговлей и ремеслами; жалованье, положенное каждому мусульманину, поддерживало его существование. Однако выплата жалованья производилась только первое время халифата, и скоро оно стало выплачиваться только военнослужащим.

В северо-западных областях Ирана, в Азербайджане, в Арране, Мукане, Гамадане, крупных феодалов было мало, и многие из них погибли во время войны, зато был многочислен класс мелких помещиков-крепостников, дехканов. Часть их оказала арабам сопротивление, земли их были завоеваны и стали государственной собственностью, на крестьян был наложен оброк и подушная; часть же дехканов предпочла покориться без боя и заключить мирные договоры на условиях уплаты дани. Впрочем и там, где дехканы потеряли свои земли, они приспособились к новому строю. Арабы-завоеватели, большей частью из кочевых племен, были неграмотны, незнакомы ни с земледелием, ни с ведением каких-либо книг и отчетностей, не знали к тому же языка подвластных им народов. Дехканы перешли в мусульманство и стали посредниками между населением и новыми хозяевами; из них набирались агенты по сбору оброков и податей, счетоводы, управители селений.

Таким образом, в этих областях положение крестьян ухудшилось. Где действовали договоры, им приходилось нести двойное бремя: выплачивать дань арабам и нести обычные повинности своим дехканам; там, где земли стали государственными, помимо уплаты хараджа и подушной правительству, им приходилось выносить всяческие утеснения и вымогательства со стороны сборщиков. Если по местным условиям харадж взимался деньгами, с крестьян требовали уплаты полновесным серебром, между тем как в обращении были почти исключительно старые потертые монеты сассанидских времен; если харадж взимался в виде части урожая (половина с орошенных естественно и четверть или треть с орошенных искусственно земель), сборщики обвешивали и обмеривали крестьян при приемке продуктов и кроме того прижимали их тем, что не позволяли расходовать ничего из урожая, пока он полностью не собран и доля правительства не выделена.

Самый взнос платежа являлся поводом к унижениям и оскорблениям. Установился, например, обычай: после того, как плательщик опускал деньги в руку принимавшего платежи, прислужник последнего ударом кулака в шею выталкивал крестьянина из комнаты. Впрочем и дехканам и старшинам, ответственным за сбор налогов с своих селений, жилось не сладко. Если платежи не были собраны и внесены полностью к сроку, арабские чиновники подвергали их истязаниям: подвешивали им на шею тяжелые камни или кувшины с водой, выставляли голыми на полуденное солнце, заставляли часами стоять на одной ноге и т. д.

Чем дальше, тем больше ухудшалось положение крестьянства. Когда халифов, живших в Медине и опиравшихся на мединских землевладельцев, сменили халифы дома Оммайядов, ставленников арабской родовой знати, перенесших столицу в далекий Дамаск, — положение крестьянства Ирана стало невыносимым. Арабская знать требовала денег и денег, халифы осыпали ее золотом, и миллионы, стекавшиеся в Дамаск, расходились тут же на подачки знати, на роскошь двора, на постройки дворцов и мечетей. В провинции ничего из этих богатств не возвращалось. В странах, где земледелие основано на искусственном орошении, халифы не тратили ничего на прорытие каналов, на очистку их, возлагая эту работу на само население, а нередко одно только поддержание уже существующих каналов требовало от крестьян половину их рабочего времени.

В непрерывном стремлении увеличивать доходы с иранских областей халифы придирались ко всякому поводу, чтобы возбудить против феодалов и дехканов обвинение в нарушении мирных договоров. Тогда население какого-либо феодального поместья признавалось мятежным, посылались войска для его «усмирения», движимость побежденных отбиралась как военная добыча, земли поступали в казну, а с крестьян, ограбленных войском, выколачивались немедленно и подушная и харадж.

И все более и более усиливались в крестьянстве Азербайджана, Аррана, Гамадана, прикаспийских провинций, Хорасана древние мечты и надежды на возвращение золотого века, когда не будет господ и не будет налогов; не забытое еще учение Маздака о свободной земле все сильнее овладевало умами. Один из основных элементов древних анимистических верований крестьянства, мало затронутых религией Зороастра, — вера в переселение душ — окрыляла их надежды на то, что скоро придет время, когда душа доброго царя Ширвина, прошедшая через многие воплощения, вселится в могучего вождя, который избавит их от ужасов голода и унижения.

Но недовольство правлением Оммайядов царило не только у иранских крестьян. Недовольны были и жители городов, как Куфа, Басра, расположенных по нижнему течению Тигра и Евфрата, в области, называвшейся Савад. Арабы, завоевав Иран, создали тут два военных лагеря: Басру у Персидского залива и Куфу на Евфрате. Эти лагери разрослись скоро в большие города, и поселившиеся в них воины, разбогатевшие от грабежа, занялись прибыльной торговлей с Дальним Востоком, издревле поставлявшим свои товары в Персидский залив.

Торговля умножала богатства жителей этих городов, но политика Оммайядов тормозила дальнейшее развитие этой торговли. Ежегодное выкачивание из самого Савада многих миллионов, пренебрежение к ирригации, приводившее в упадок земледелие, понижало покупную способность населения восточных провинций. Беспрерывные войны, которые вели Оммайяды с Византией на суше и на море, закрывали торговой буржуазии Савада выход к Средиземному морю, делали рискованной, а то и невозможной торговлю с Европой и с самой Византией. Наконец, ее раздражали и разоряли постоянные наборы в войско, которым подлежали мусульмане. А строгие правители Савада не допускали уклонений от этой повинности. Когда жители Куфы вздумали отказаться от похода в далекие страны, правитель, присланный халифом Абдал Меликом, Хаджадне об'явил, что уклоняющихся постигнет смертная казнь, и эта мера не оказалась пустой угрозой.