Льюис Клайв - О Нарнии

Возможно, вы заметили, что сегодня мы называем «сугубо детской» любовь к тому, что веками во многих странах любили и стар и млад. Древнегреческие и скандинавские мифы, Гомер, Спенсер, фольклор — эти книги, которые сейчас с удовольствием читают дети (хотя далеко не все), когда‑то и взрослые с радостью читали.

И сущности, даже сказки изначально не предназначались для детей — при дворе Людовика XIV (да и не только там) их рассказывали и любили. Профессор Толкии заметил: все, что выходит из моды у взрослых, отправляются в детскую, будь то сказка или старая мебель. Но если бы волшебные истории сегодня нравились всем детям и не нравились бы ни одному взрослому (а это не так), мы не смогли бы сказать, что особенность детей — в их любви к ним. Особенность их в том, что он и по–прежнему любят чудо даже в двадцатом веке.

Мне кажется неразумным говорить: «То, что радовало человечество, когда оно было молодо, в детстве радует каждого». Здесь подразумевается параллель между индивидом и человечеством, а мы не можем ее провести. Каков возраст Человека? Он еще в колыбели? Вырос? Уже впадает в маразм? Поскольку мы не знаем точно, когда он появился, и понятия не имеем, когда исчезнет, вопрос этот кажется бессмысленным. Кто знает, суждено ли ему вообще повзрослеть? Может быть, Человека убьют в детстве.

Думаю, я меньше всего погрешу против истины, если возьмусь утверждать, что странность маленьких читателей именно в том, что они совсем обычны. Это мы странные. В литературе то и дело возникают новые веяния; моды приходят и уходят. Все эти причуды не могут ни улучшить, ни испортить вкусы детей, потому что дети читают только для удовольствия. Конечно, у них небольшой запас слои и они многого еще но знают, так что некоторые книги им непонятны. Но за этим исключением вкусы ребенка — это вкусы обычного человека, они склоняются к глупости, когда нее вокруг глупы, или к мудрости, когда все вокруг мудры, и не зависят от мод, течений и революций в литературе.

И вот, любопытный результат. В наше время, когда общепринятые правила хорошего вкуса настолько скучны и ограниченны, многие книги в первую очередь нужно адресовать детям, если их вообще стоит печатать. Вы хотите рассказать историю? Так обращайтесь же к тем, кто все еще ценит их.

Искусство слова как таковое не интересует современный литературный мир; он занят поиском технических новшеств и «идей» — не художественных, а социальных или психологических. Мысли, заключенные в «Хватайчиках» Мари Нортон или в «Отдохновении миссис Мэшем» Торенса Уайта[66], раньше можно было отразить не только в «детской литературе».

Итак, сейчас у нас есть «детские писатели» двух типов. Во–первых, те, кто ошибочно решил, что дети — «особый народ». Они тщательно «изучают» вкусы этих странных созданий — как антрополог, наблюдающий обычаи дикого племени, — или даже вкусы отдельных возрастных групп и классов, на которые подразделяют этот «вид» людей; и преподносят ребенку не то, что любят сами, а то, что он, как им кажется, должен любить. Часто ими движут воспитательный и нравственный мотивы, а иногда и коммерческий.

Другие писатели знают, у детей и взрослых много общего. Исходя из этого они и пишут. На обложках они делают пометку «Для детей», потому что дети сегодня — единственный рынок, открытый для книг, которые эти авторы хотят писать несмотря ни на что.

Издатель попросил меня рассказать о том, как я написал «Льва, Колдунью и платяной шкаф». Попытаюсь. Правда, не стоит верить всему, что писатели говорит о своей работе;. Это не значит, что они нарочно обманывают вас. Просто когда человек пишет, он слишком увлечен самой историей и не может, откинувшись на спинку стула, размышлять, как ему это удается. Да это и помешало бы работе; попробуйте понять, что надо делать, чтоб завязать галстук, — вы тут же разучитесь его завязывать. А когда автор книгу закончит, он почти и не помнит, как писал ее.

Одно я знаю точно. Все семь книг о Нарнии и три фантастические повести начались с мысленных образов. Сперва историй не было, были просто картинки. «Лев» начался с такой: Фавн под зонтиком идет по заснеженному лесу с пакетами в руках. Этот образ преследовал меня лет с шестнадцати. И вот однажды, когда мне было около сорока, я подумал: «А не написать ли об этом историю?»

Сначала я не очень хороню представлял, о чем она будет. По потом вдруг появился Аслан. Кажется, в то время львы спились мне очень часто. Иначе я не могу объяснить, откуда и почему возник лев. Но как только в книгу вошел он, все стало на места. А вскоре появились и остальные шесть сказок.

Так что вы видите: я очень мало знаю о том, как родилась эта книга. Я не знаю, откуда взялись образы, и не верю, что кто‑нибудь скажет точно, как он выдумывает истории. Сочинительство — загадочная штука. Когда у вас «есть мысль», можете ли вы точно объяснить, как она пришла к вам?

Все примечания в этом издании даны внизу страниц. Примечания Клайва Льюиса помечены «К. Л.». — Примечание OCR–корректора.

Во время войны детей по возможности вывозили из Лондона, чтобы уберечь от воздушных налетов. В доме Льюиса жило много эвакуированных. Позже Льюис начал «Льва, Колдунью и платяной шкаф» с того, что детей Певенси отправили из Лондона в дом профессора Керка.

Речь идет о Дженни Кинг Мур. Ее сын, «Пэдди» Мур, фронтовой друг К. С. Льюиса, погиб в Первую мировую войну, и Льюис, выполняя данное обещание, взял на себя заботу о его матери и сестре Морин. Миссис Мур умерла в 1951.

Генри Райдер Хаггард (1856–1925), английский писатель, автор приключенческих романов.

Крааль — в Юго–Восточной Африке кольцеобразное поселение с загоном для скота в середине.

См. Откр. 5:5.

Полагаю, это начало пятого акта? — К.Л.

Т. Х. Уайт (1900–1904) — английский писатель. Русскому читателю лучше известна его тетралогия «Меч в камне». «Отдохновение миссис Мэшем» — книга о девочке и лилипутах — издана по–русски в 1995, но таким крохотным тиражом, что немногие имели возможность ее прочесть.

Этой гостьей была Джой Дэвидмен Грэшэм, американка, с которой Льюис долго переписывался, впоследствии его жена. Зимой 1952 Джой была в Англии и на Рождество гостила у Льюиса и его брата Уоррена.