Леонид Бирюшов - По волнам моей памяти (Книга об отце)

        Неделя, другая проходит, а мы всё не можем привыкнуть к мирному времени - без выстрелов и взрывов. «Старички» всё ходят в атаку во сне, кричат: – Ура!- и просыпаются в холодном поту.[15] Все, кто жил на чердаке, на мансарде, были на особом счету у начальства. Режим свободный, мягкий, командиры на многое закрывали глаза. Одним словом «старики». Например, мы могли запросто выходить в город, в пивной бар, в ресторан. Но и службу несли, ходили в наряд, в караул – иногда. После завтрака – репетиция, после обеда – концерт  для своего полка, после ужина – личное время, старички идут в бар  пить пиво. На следующий день всё повторяется, только концерты проводим в соседних полках. По субботам и воскресеньям вечерами играли на танцах, приходили девушки из штаба, и местные – немки. Учились говорить на немецком языке, у некоторых даже неплохо получалось, в общем, общались. Даже в любви объяснялись на языке врага, ну и что, главное, чтобы понимали, чего хотят воины – победители. Со временем как то всё само собой утряслось, устоялось, и появились постоянные парочки. У Миши Напорского – немка Хельга, у Пети Проскурякова – Грета, а у меня – Эрика. Мы с ними гуляли в увольнении. Смотрели кинофильмы, трофейные - «Девушка моей мечты». И наши, «Весёлые ребята», «Волга - Волга», «Александр Невский» и «Чапаев». Короче, что крутили то и смотрели. Главное – полумрак и Эрика рядом, мы эти фильмы знали наизусть, помнили каждое действие, каждое слово. Потому что до войны их смотрели не один десяток раз. После фильма друзья расходились парами, провожали «фройлян» домой. А кто и в казарме не ночевал. Но к утренней поверке были на месте -  как штык[16]  И совесть «старичков» не мучила, шутка ли столько лет без женщин. Ничего, война всё простит, всё спишет. Победителей не судят! Моя мать, долго попрекала отца Эрикой. (И зачем он  рассказал про сорок шестой год в Германии)?                            

       К моим медалям прибавилась ещё одна, «За Победу над Германией». А от имени Верховного Главнокомандующего, меня наградили аккордеоном «Хонер», отделанного слоновой костью и чёрным перламутром. Теперь у меня стало два аккордеона – близнецы, только один – белый, а второй – чёрный. Отказываться не красиво, всё - таки начальство. А первый дорог мне как память о ребятах, они же от души преподнесли его, кто же знал, что командиры тоже решат таким образом поощрить меня.   

       Заходим как-то впятером из оркестра, в бар попить пивка. За столиками сидят пожилые немцы и потягивают из бокала  пиво, это у них норма на весь вечер. А бокалы трёхсотграммовые, не такие как у нас – пол-литровые. Подходим к стойке бара и заказываем для начала по сто пятьдесят водочки, т.е. шнапса, и по три бокала пива. Когда принесли заказ, то столик весь был уставлен бокалами с круглыми картонками под них, рюмками, и блюдом с поджаренными сосисками. Пепельницу поставить некуда. В зале воцарилась тишина, немцы перестали пить своё пиво, и, раскрыв от удивления рты, смотрели на нас как на дикарей. Мы выпили по рюмочке, за победу – естественно, закусили сосиской, и запили всё это одним бокалом пивка – залпом, остальные бокалы мы смаковали, правда, не долго. Мы попросили бармена, повторить. В зале та же – тишина. Немцы такого представления в жизни не видели, их глаза ещё больше округлились, когда мы попросили в третий раз повторить. Для нас это нормально – водку запивать пивом, а вот для них это цирковой, смертельный номер. Когда я протянул бармену купюру для расчёта за пиво, то он искренне сожалел, что не может дать мне сдачу, объяснив, что его бар за день столько не выручает. Пришлось всем искать деньги поменьше. Такая солидная у младшего сержанта была зарплата. И отец опять вспомнил  банковский двор, и «Студебеккер» гружёный марками.[17]     В один из вечеров собрались картёжники с нашего чердака, и  соседней казармы, все - «старички», всего четыре человека и давай резаться в карты до утра. Да сочувствующих болельщиков толпа, отдохнуть, как следует невозможно. Прошла одна беспокойная ночь, за ней вторая, третья. Миша мне и говорит:

       - Гриша, надо отбить им охоту играть. У каждого, гляди, уже по куче разного барахла, портсигары, зажигалки, кольца, браслеты, цепочки золотые и серебряные. Шмотки женские, мужские. Так просто не выгонишь, может драка произойти. А на «губу» так не охота. До войны я же был «каталой», Одесса – мама, Ростов – папа. Ленинград – Москва – Владивосток. Такая география. В общем, карты – это была моя вторая профессия. Правда, я дал себе обет, не играть больше никогда. Но ради этого случая, можно разочек нарушить своё слово.   

       - Так чем я могу тебе помочь?

       - Просто, будь на подхвате!

       И Миша направился к игрокам. Постоял, понаблюдал, оценил их мастерство - кто на что способен.

       - Привет, мужики! Пятым примете?

       - А ты что, серьёзно хочешь с нами сразиться?

       - Так примете?

       - А что ты поставишь на кон?

       - Вот, дойч-марки, подойдут?

       - Да ты что, давай что-нибудь  существенное!

       - Тогда вот,  обручальное кольцо! – и он снял с пальца своё кольцо.

       - Ну, давай садись! Если кольца не жаль?

        И Миша сел играть. Сначала проиграл естественно, кольцо, потом одолженный серебряный портсигар, зажигалку и ещё одно кольцо. Мишке уже нечего ставить на кон. Игра продолжается уже без него. Напорский подходит ко мне и просит одолжить ему белый аккордеон, что бы поставить его.

       - Нет, Миша, не проси! Это же – инструмент! Мой – хлеб!

       - Григорий, у тебя же ещё один есть, без инструмента не останешься. Да это я специально проигрывал, что бы познакомиться  ближе и усыпить их бдительность. Узнать все их приёмчики. И они – повелись! Теперь всё, сажусь отыгрываться! Ну, кто мне поможет, если не ты!

        И я, неуверенно с какой - то тоской, вручил ему аккордеон. Мишу опять приняли в игру.

       - Ну, что ты на этот раз поставишь? - издевательски хихикая, потеснились игроки. 

        Миша поставил аккордеон, и игра продолжилась. Он «раскусил» их стиль и выиграл этот кон потом ещё один, ещё. Игроки завелись, почувствовали настоящую, большую игру и достойного соперника. А кучка выигранных вещей постепенно перетекала к Напорскому, росла прямо на глазах. Через несколько часов, ближе к полуночи, игрокам уже нечего было ставить. И всё что одалживали, тоже проиграли. Возле Ростовчанина была огромная куча вещей, портсигаров, зажигалок, колец, цепочек, вазочек. А в центре красовался мой аккордеон, который вновь вернулся к своему хозяину. После этого вечера картёжники больше не играли.