Генрих Хаапе - Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942

Мы без устали двигались все дальше и дальше по направлению к Москве. Каждый день приближал нас к нашей цели на тридцать – пятьдесят километров. Теперь у меня было мало пациентов, которые жаловались на ноги. Наши ноги, как и головы, привыкли к бесконечным переходам. Теперь все получалось гораздо легче. У нас было такое чувство, что при необходимости мы могли бы дойти и до Урала. По ходу нашего марша впереди возникали населенные пункты, а затем оставались у нас за спиной, словно проплывающие мимо корабли в открытом море…

Вот гонимые ветром черные клубы дыма медленно наплывают на колонну. Это далеко на горизонте горит Городок, подожженный отступающим противником. Когда мы вошли в город, наши гренадеры выбили из горящих зданий нескольких русских снайперов-смертников, и теперь город принадлежал нам…

Мы повернули на юг, чтобы подавить очаги сопротивления между Городком и Витебском. Окруженный противник осознал безвыходность своего положения, и новые колонны пленных потянулись в тыл…

Витебск, до сих пор самый большой город на нашем пути, был взят (11 июля). Снова красные сами предали его огню. Выжженная земля…

Как мы слышали, под Смоленском разгорелось большое сражение. По слухам, там попали в котел 30 вражеских дивизий. Если наши войска удержат кольцо окружения, мы сделаем еще один большой шаг к нашей главной цели…

Мы двинулись на северо-восток, по направлению к Велижу. Вскоре он пал (14 июля) и остался у нас за спиной. То там, то здесь остатки отступающих воинских частей противника бросались в бой, но они явно действовали на свой страх и риск, без всякого плана и единого командования. Наши потери были минимальными. Бойцы не скрывали своей радости по поводу того, что все короче становилось расстояние до нашей главной и самой привлекательной добычи: столицы всех Советов…

Тридцать километров за один день, сорок за следующий, потом еще пятьдесят. Наши солдаты преодолевали эти расстояния в приподнятом настроении. Вот только мой старый, верный Плут начал ощущать тяготы пути. Я берег его, насколько это было возможно, часто шел пешком или ехал в своем «Мерседесе». После ранения Вегенера я получил в качестве нового водителя обер-ефрейтора Крюгера. Он очень хорошо справлялся с плохими дорогами и тщательно ухаживал за машиной. Мюллер занял место Вегенера в нашем маленьком медицинском подразделении. Он получил категорический приказ всегда останавливаться со своей санитарной тележкой только там, где не ожидалось никаких боевых действий. Я не хотел ни в коем случае потерять этого надежного помощника. Заменить его было бы очень трудно.

Наступило 25 июля. Десять дней тому назад мы штурмовали перешеек у деревни Гомели и прорывались через линию Сталина. И вот мы уже прошли более трехсот километров по территории России. Две трети пути на Москву мы уже преодолели…

– К концу августа мы будем там! – заявил Якоби во время привала на обед.

– Не будем опрометчивыми и скажем – в сентябре! – возразил Кагенек.

– Хальтепункт!

Это был голос полковника Беккера. Командир полка и его адъютант фон Калькройт вылезли из остановившегося недалеко от нас открытого вездехода. Я поспешил им навстречу и принял строевую стойку. Что случилось? Или он недоволен дисциплиной, или похвалит за что-то, подумал я.

Беккер достал из кармана узкий футляр синего цвета.

– От имени фюрера и Верховного главнокомандующего вермахтом я награждаю вас Железным крестом 2-го класса за проявленную храбрость в боях под Полоцком! – торжественным голосом произнес он. Он приколол награду мне на грудь, крепко пожал руку и добавил: – Поздравляю вас! Вы сильно рисковали!

Фон Калькройт вручил мне наградное удостоверение и тоже крепко пожал руку. Потом они подошли к Дехорну, и Беккер приколол к его мундиру такой же Железный крест 2-го класса. Глаза моего маленького помощника сияли от радости.

В наградном удостоверении Дехорна была та же самая формулировка, как и в моем. И это меня очень порадовало. Я бы не смог с легким сердцем носить эту награду, если бы Дехорн, который делил со мной все опасности при прорыве линии Сталина, не был отмечен такой же наградой.

Следующим получил Железный крест 2-го класса лейтенант Больски – за свою героическую лобовую атаку третьего дота. Обер-фельдфебель Альбрехт Шниттгер был награжден Железным крестом 1-го класса за то, что со своим взводом первым преодолел канал (ров с водой) и уничтожил два важных дота. Еще несколько военнослужащих нашего батальона получили награды за храбрость. Создавалось впечатление, что полковник Беккер точно знал, как проявил себя каждый из награжденных в бою под Полоцком, и для всех у него нашлись теплые слова признательности.

Это была простая церемония под кронами деревьев, росших вдоль проселочной дороги. В это время остальные солдаты батальона стояли отдельными небольшими группами вокруг. Затем они подошли ближе, чтобы поздравить нас. Мы с Дехорном отправились к Мюллеру. В это время он наводил порядок внутри нашей санитарной повозки и не видел, что происходило в этот момент у дороги.

– Ну, Дехорн, – спросил я, – о чем вы сейчас думаете?

– Я думаю об окончании войны, герр ассистенцарцт, когда все закончится и мы снова будем дома! Тогда другие, тыловые вояки смогут, по крайней мере, увидеть, что я был там, где шли настоящие бои! Что я не из тех, кто отсиживался всю войну дома! И моей жене это будет тоже приятно!

Это была самая длинная речь, какую я когда-либо слышал от неразговорчивого Дехорна.

И лицо Мюллера буквально засияло от счастья, когда он увидел наши награды, ведь тем самым была высоко оценена работа всего нашего медицинского подразделения. В этот момент он был похож на футболиста, который радуется победе своей команды, даже если он сам не забил ни одного гола. Радость Мюллера вряд ли была бы большей, если бы оба ордена украшали его собственную грудь.

На следующее утро мой верный Плут издох. Петерман выглядел ужасно, он был буквально убит горем. Сильно заикаясь от волнения, он доложил мне о случившемся:

– К-к-когда я п-п-проснулся с-с-сегодня у-у-утром и п-п-пошел п-п-посмотреть, к-к-как там лошади, Плут б-б-был уже м-м-мертв!

Будучи не в состоянии произнести еще хоть слово, он указал рукой на другую сторону дороги. В нескольких шагах от дороги, под высокой березой лежал мой верный скакун, который доставил меня сюда, в глубь России. Он лежал, неестественно завалившись на бок, давно уже остывший и окоченевший. Утомительные дальние переходы по ужасным дорогам совершенно измотали его и в конце концов доконали.

– Вы ни в чем не виноваты, Петерман! – успокоил я его. – Я знаю, как хорошо вы за ним ухаживали! Просто он был уже слишком стар и трудности пути оказались для него непосильными!

Мы сняли с Плута сбрую, и его голова безжизненно опустилась на траву. К сожалению, у нас не было времени, чтобы закопать его. Поэтому мы наломали свежих березовых веток и прикрыли ими моего верного боевого друга.

Я должен был как можно быстрее раздобыть себе нового коня. Ветеринар нашего полка, обер-лейтенант ветеринарной службы Никерль, как раз находился в этот день в ветеринарной роте дивизии, в которой всегда были в наличии запасные лошади. Никерль был веселым уроженцем Вены со штатскими манерами даже на войне. Мы с ним очень хорошо ладили. Ведь, в конце концов, он был родом из того же самого города, как и моя любимая Марта, и мы оба всегда были рады возможности поболтать о прекрасной столице Австрии. Я быстро набросал несколько строк на обратной стороне медицинской карточки и вручил ее Петерману.

«Дорогой Никерль, мой конь издох. Мне срочно нужен другой, но только не какая-нибудь старая, дряхлая кляча! Как только смогу, я сразу же приеду к тебе!»

– Вот, Петерман, сейчас же скачите в ветеринарную роту! Передайте эту записку обер-лейтенанту ветеринарной службы Никерлю и ждите там, пока я сам не приеду. А тем временем посмотрите лошадей и попытайтесь найти для меня подходящего коня!

Между тем наш батальон снова двинулся в путь.

Слева рядом с дорогой мы увидели выгоревшие остовы двух немецких разведывательных бронеавтомобилей. Возле них виднелись четыре свежих могильных холмика: обер-лейтенанта и троих солдат. Прилегающие к дороге поля были буквально испещрены следами от гусеничных боевых машин. В посеченном осколками от снарядов перелеске рядом с дорогой в беспорядке стояло около шестидесяти русских танков, большинство из которых было подбито, но некоторые были брошены в целости и сохранности. Очевидно, два немецких разведывательных бронеавтомобиля столкнулись с крупным количеством вражеских танков и по рации сообщили об этом следовавшим за ними нашим танкистам. Прибыв на место, те полностью разгромили танковую часть русских.[35] Однако в ходе этого боя оба наших бронеавтомобиля были, к сожалению, уничтожены.