Ханна Кралль - Успеть до Господа Бога

— Или еще, привозят больную, и все считают: у нее каталония, особая форма шизофрении, при которой больной не ест, не двигается, все время спит и его невозможно разбудить. Больную лечат пятнадцать лет, анализ крови делают во время сна, и выясняется, что сахара в крови порядка тридцати с лишним миллиграмм-процентов; может, это вовсе не шизофрения, а болезнь поджелудочной железы? Делают операцию на поджелудочной железе — и начинается страшное напряжение: сразу после операции количество сахара вырастает до ста тридцати, многовато, через два часа — шестьдесят, маловато; все волнуются: слишком быстро уменьшается, еще четыре часа — прежние шестьдесят, видимо, наступает стабилизация.

Заканчивается эпизод с поджелудочной железой, начинаются будни. Но появляется таинственная история с кальцием, количество которого начало быстро расти у почечного больного. Надо расспросить у коллег, каковы клинические показатели первичной гиперфункции щитовидной железы; разумеется, никто не знает, так как такое случается раз во много лет; звонят в Париж, в центр профессора Руаюкса, там работают специалисты по кальцию. Они говорят, что надо прислать в специальном контейнере при температуре минус тридцать два градуса плазму для исследования гормонов. Но у больного кальция уже шестнадцать, а при двадцати уже умирают, везут на операцию в Варшаву, может, в пути не наберет; и вот в тот момент, когда больного кладут на стол, — уже двадцать, и тот теряет сознание.

Заканчивается история со щитовидной железой, опять возвращаются будни.

Я рассказываю обо всем Збигневу Млынарскому (псевдоним «Крот»), тому, который пытался взорвать стену на Бонифратерской, а потом выстрелить в момент, когда на другой стороне, у Эдельмана, приготовят их единственную мину. (Млынарский целился, то же самое делал и жандарм, но, к счастью, Млынарский на долю секунды его опередил.) Я спрашиваю Млынарского, понимает ли он, что было с Эдельманом, и тот отвечает, что понимает прекрасно. Сам он, например, после войны стал председателем скорняжного кооператива и с удовольствием вспоминает этот период, потому что приходилось быстро действовать, принимать рискованные решения. Скажем — на оборотные средства он как-то покрыл крышу, так как заливало шкурки. Но ему пригрозили судом. Тогда он сказал: «Пожалуйста, судите меня, я незаконно истратил два миллиона, но при этом спас целых тридцать». Ему ничего не сделали, но такое решение требовало настоящего мужества — подумать только, оборотные средства, в те-то времена, и использовать для крыши! Вот это и важно в жизни, делает вывод Млынарский. Быстрые, мужские решения.

После кооператива Млынарский работал частным образом у себя в мастерской и готовил шкурки для государственных фирм; он нанял четырех работников, и финансовая сторона была в абсолютном порядке. Один из работников растягивал шкурки, другой вырезал, третий вычерчивал, четвертый завершал работу, а он, пан Збигнев, делал самую ответственную часть. Самое важное в скорняжном деле — это подобрать шкурки по рисунку.

Однако всю полноту жизни Млынарский ощутил во время войны. «Я мужчина незаметный, вес шестьдесят кило, рост метр шестьдесят три. Но я был значительно смелее тех, у кого рост метр восемьдесят». (А вот теперь подбирает шкурки.) «Разве можно к этому относиться серьезно? — спрашивает. — После тех-то дней — вычерчивать каракулевые шкурки?» Конечно, он прекрасно понимает доктора Эдельмана.

Значит, речь идет только о том, чтобы заслонить пламя.

Но Он, как было сказано, очень внимательно следит за всеми усилиями и умеет так ловко все повернуть, что ничто не поможет: когда берут кровь и видят, что это глимит, — сделать ничего нельзя. Почему именно глимит? Возможно, это была гематома в задней черепной ямке. Путала слова, не помнила самые простые рецепты, может, тогда забыла адрес, или как зажечь свет, или что-то еще… У нее было все — любящие родители, комната с дорогими игрушками, потом прекрасный аттестат, красивый жених, но однажды она приняла снотворное — и осталась после нее эта красивая комната салатно-белого цвета, где ее добрый американский отец ничего не разрешает переставлять и хочет, чтобы так все оставалось навсегда. Американский отец спрашивал Эдельмана, зачем она это сделала, но тот не мог ему объяснить, хотя это была Эльзуня, дочь Зигмунта, который сказал тогда: «Я не выживу, выживешь ты, запомни, в Замостье, в монастыре, мой ребенок…» Потом Зигмунт выстрелил в прожектор, они смогли перескочить через стену; Эльзуню Эдельман нашел сразу после войны, но не успел помочь ни Эльзуне, которая умирала в Нью-Йорке, ни этой, что умирала здесь…

Никогда, в сущности, не знаешь, кто кого обманул. Порой радуешься, что получилось, потому что все тщательно проверено и приготовлено, знаешь, что ничего плохого не должно произойти. Но Стефан, брат Марыси, гибнет, потому что его распирает радость; к хозяйке, где прячется Абраша Блюм, стучит дворник и говорит: «У вас живет еврей!» — запирает наружную дверь и идет звонить в гестапо (потом АК приговорила дворника к смерти, но Абраша выскочил через окно на крышу, сломал ногу и лежал, пока не приехало гестапо); человек умирает на операционном столе, потому что у него циркулярный инфаркт, который невозможно определить ни на коронарографии, ни на ЭКГ. Хорошо запоминаются такие случаи, и даже когда операция завершается успешно — ты все время ждешь.

Наступают долгие дни ожидания, потому что только теперь станет ясно, примет ли сердце сшитые куски вен, новые сосуды и лекарства. Потом постепенно успокаиваешься, уверенность растет… И когда напряжение и радость спадают — вот тогда, и только тогда ты осознаешь истинное соотношение: один к четыремстам тысячам.

1: 400000.

Просто смешно.

Но каждая жизнь для любого человека составляет сто процентов, значит, в этом есть определенный смысл.

ФОН — Фонд народной обороны. (Здесь и далее примечания переводчика.)

Юрген Струп — группенфюрер СС, ответственный за ликвидацию гетто. В июле 1951 г. приговорен к смертной казни.

Мордехай Анелевич (подпольный псевдоним Мариан, 1919–1943) в 1942 г. основал конспиративную группу «Антифашистский блок», комендант Боевой Еврейской Организации (ЖОБ), в апреле-мае 1943 г. стоял во главе восстания в варшавском гетто.

Солец — район Варшавы на Повисле.

Умшлагплац — площадь в Варшаве, где в годы немецкой оккупации на железнодорожной станции формировались поезда для отправки в Треблинку, лагерь смерти.