Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

– Не захотела. Помню, приезжал какой-то тракторист из Колундаевки – свататься к ней. Она: «Ещё чего! Пусть едет обратно в Колундаевку свою!»

Светлана Михайловна заливисто смеётся, и я тоже смеюсь.

– Полная такая была – 123 кг, высокая. Хорошая была Анна Антоновна. И папина няня тоже у нас жила. Она когда-то папу нянчила, будучи ещё девчонкой: 12 или 14 лет ей было тогда.

– Она была кружилинская?

– Кружилинская. Вот и папу нянчила. А потом, когда мой брат Миша родился, папа нашёл свою старую няню и пригласил к нам. И она тоже у нас осталась жить.

Ведь как всё было заведено: мама была занята папой: то она ему перепечатывала что-то, то переписывала. Была рядом обязательно. Чтоб он мог крикнуть ей: «Марий!» – и она откликнется. Поэтому мы были предоставлены нянькам.

Папа очень беспокоился, что много людей у нас в доме постоянно, шум-гам. И он арендовал, а позже купил напротив нас маленький домик – две большие комнаты на двоих и кухня.

Анна Антоновна и няня приходили к нам утром, завтракали и обедали все вместе, а после обеда они уходили в свой домик. Суета вокруг, дети бегают, а они встают рано, им отдохнуть хочется.

И папа очень строго следил за тем, чтобы все дети завтракали за столом в одно время. И в обед – где бы мы там ни бегали и на пляже ни ныряли до умопомрачения, – чтоб явились вовремя. И вечером тоже. Не потому, что он педант такой был, а потому что: подали на стол, все вместе поели, посуду помыли, и няня с Анной Антоновной ушли. Чтобы они от нас отдыхали.

– Кто были его главные друзья?

– Самый близкий и единственный друг – это Кудашёв Вася. Остальные, можно сказать, приятели.

Первое время, когда денег не было, он и останавливался у Кудашёва, и жил у него. И Вася приезжал каждое лето, месяцами у нас жил – они с отцом охотились вместе.

Вася Кудашёв отцу верил во всём, любому его слову. Какую бы ерунду отец ни сказал – он это воспринимал совершенно серьёзно. А отец любил использовать его такую любовь беззаветную, – Светлана Михайловна снова заразительно и молодо смеётся. – Но самое интересное: Вася никогда не обижался на отца.

Пришёл как-то Василий, а у него на пальце заусенец – немножко он его отодрал и ранка образовалась. А отец же для Васи был мэтром по всем предметам – и по физике, и по химии, и по медицине.

Спрашивает: «Мишуль, посмотри, что у меня такое?»

Тот с серьёзным видом посмотрел:

– Вася, срочно иди к врачу, у тебя начинается заражение крови. Оттяпают тебе палец – как стрелять будешь на охоте?

– А к какому врачу идти?

– К Склифосовскому.

И Кудашёв поехал в больницу Склифосовского.

Возвращается в гостиницу и говорит:

– Мишуль, ну, по-всякому можно шутить, но так-то зачем?! Я зашёл туда, говорю: мне нужно к хирургу, – меня направили к хирургу. Захожу, показываю ему палец, а он мне: вы что, издеваетесь? И матом меня, матом! И выпер из кабинета…

У отца было пристрастие к людям с чудинкой.

Вот к нам, например, приезжал и подолгу жил, а иногда и зимовал у нас Валентин Иванович Ходунов. Он карлик был, при этом абсолютно нормальный, очень неглупый человек – но вот такой. А у нас же знаете как – над такими людьми все подсмеиваются.

– Откуда отец его знал?

– В семье Громославских – маминой семье – четыре дочери было. И он со всеми дочерями по очереди играл в детстве. А потом, одинокий, остался в Букановской. Ему зимой становилось совсем тоскливо – так он приедет к нам и живёт. На охоту в Казахстан едут родители – и он с ними едет…

…А так – нет. – Светлана Михайловна возвращается к вопросу о друзьях и становится на миг серьёзной и задумчивой. – В сущности, отец очень одиноким человеком был. Ему какие-то развлечения, сборища, тем более заседания и юбилеи были неинтересны. Он много читал. И я его без ружья или без книги – не помню. Разве что, когда приезжал какой-то новый человек – поговорить, что-то узнать, – да. А так нет, – повторяет она.

– А Луговой?

– Пётр Кузьмич Луговой после ареста… сломался. И запил страшно.

– А вы для себя объясняли как-то, почему такие отношения у отца сложились со Сталиным? В чём причина такого беспрецедентного доверия со стороны Сталина к Шолохову?

Светлана Михайловна некоторое время молчит, чуть хмурясь.

– Мне кажется, Сталин ценил отцовскую откровенность. И его бесстрашие. И талант.

И ещё Сталин – он же читал всё. Отец говорил: «Удивительно, он меня спрашивает о писателе, книга которого только издана – а он её уже прочитал».

Интересуюсь про украинские корни Шолохова.

Рассказывает:

– У бабушки до самой смерти сохранился очень сильный акцент украинский.

– Она ведь выросла на Дону – почему тогда так?

– Так их же вывезли с Украины семьёй. А семья есть семья.

– В своей семье ваша бабушка со своими родителями говорила на украинском?

– Видимо, да. У Анастасии Даниловны был брат Аким. Дядя моего отца. Он жил в Кружилинской, работал в колхозе – и всю жизнь разговаривал на полурусском-полуукраинском. Однажды с какой-то просьбой пришёл к отцу. Вошёл и бухнулся перед отцом на колени. Отец его поднял: «Ты что, с ума сошёл? Ты что на колени передо мной? Я тебе кто?..» Тот на мове что-то отвечал скороговоркой.

Украинская речь была постоянно у отца на слуху. А слух у него был хороший, музыкальный. Он же, в конце концов, рос, играл с детьми этого Акима – с хохлятами. Так что…

– …понятно, почему он свободно размовлял.

– Да.

– До вас доходило какое-то эхо всех этих историй, связанных с еврейским вопросом?

– Я не знаю, почему отца считали антисемитом. Он им не был никогда. Первые друзья молодого папы, который только что купил первый свой дом – это была семья врачей, работавших в Вёшенской. Ласовский Иосиф и Берта Абрамовна, его жена. Её с двумя детьми потом расстреляли немцы в Шахтах… Они через дорогу от нас жили и ходили к нам в гости, а отец с мамой – к ним ходили.

– Он какие-то песни, помимо народных, казачьих, любил, слушал?

– Нет. Он любил фольклорные песни. И есенинские песни с удовольствием слушал – романсы на стихи Есенина. «Отговорила роща золотая» – вот эту особенно. А то, что звучало по радио, он не воспринимал.

– Но неужели, когда появились Окуджава, Высоцкий – он не знал и эти имена?

– Нет, это прошло мимо, – с некоторой даже строгостью отвечает Светлана Михайловна.

Я чувствую, что она что-то недоговаривает.

И спрашиваю напрямую:

– Может, он вообще относился к «шестидесятникам» скептически?

– Да, да, – вдруг спокойно подхватывает она и почти отчеканивает: – С очень большим скепсисом.

– Не потому, что он их не заметил, а потому что это…

– Да, да.

Она всё понимает. Она просто не хочет это обсуждать.

– А когда телевидение появилось, он смотрел что-нибудь?

– Смотрел. «Клуб кинопутешественников» смотрел. Это была его передача.

– А кино?

– Один раз я его в Москве затащила на американский фильм. Как же он назывался? Забыла… комедия. «Большие гонки». В 1976 году шёл в кинопрокате. Ну, он там от души смеялся. Понравилась ему эта комедия. Но это единственный раз.

– Театр?

– Он всех детей возил в Москву – всех нас. И все мы шли сначала в Детский театр, который был напротив Малого в Москве. В МХАТ ходили смотреть «Синюю птицу». Вообще в театр часто ходили. И в цирк. Отец любил цирк. Ему нравилось. Он втайне недолюбливал дрессировщиков – мучают зверей. При этом отдавал должное храбрости этих людей. Но другие цирковые представления смотреть любил.

– Вы ведь с ним очень часто ездили за границу. Где у него самые благодарные читатели были вне России?

– Да везде. На улицах очень часто его узнавали. Вот мы ездили на получение им звания почётного доктора наук в Шотландию. На реке Эйвон городок… Забыла, память уже стала сдавать. В общем, идём, а с другой стороны улицы слышим, машут руками и кричат: «Шолохов! Шолохов!» Стратфорд-на-Эйвоне, вот как называется городок!.. Это уже первый звонок, что память сдаёт.