Леонид Василенко - В защиту имени отца Александра Меня (сборник статей)

Согнуть его было невозможно. Только убить.

И еще одно мне вспоминается, когда я думаю о нем: строчка из гимна русского военноморского флота «Коль славен наш Господь в Сионе» (когда-то его исполняли кремлевские куранты и «склянки» на всех кораблях) - «Ты любишь, Боже, нас, как чад». Вот так - как чад - любил нас отец Александр.

Почему возле него часто, слишком часто были плохие люди? Он обычно отвечал: «Не здоровые нуждаются во враче, но больные». А в одном, особенно смутившем меня случае: «Всегда есть надежда».

Он отвечал перед Богом, и до человеческих оценок ему не было дела. Хотя иногда эти две позиции совпадают.

Он всерьез считал, что лень - мать всех пороков. Ему были свойственны колоссальное самообладание и выдержка, нечеловеческая воля. Он потому и смог, уже убитый, дойти до своей калитки.

Он не сдавался никогда.

...А я все вглядывался в строчку: «Нам Христа заменил Ильич». Вместо Христа. По-гречески - антихрист...

Священник, выходящий из алтаря, знаменует собой Спасителя, который вышел на проповедь. Господь называл Себя дверью, через которую народы войдут в Царство Небесное. Для меня живым образом Сына Божия и дверью в Его Царство был отец Александр Мень.

Необыкновенной была его любовь ко Христу. О Христе он знал, кажется, все. Он был высокий профессионал, блестяще знавший свой предмет. Он берег время и тратил его экономно и эффективно. Говорил: «Время - вещь сатанинская. Надо его преодолевать.»

У нашей прихожанки умер муж. Она плакала на клиросе. Утешил ее отец Александр довольно своеобразно - сказал: «Догонишь...»

Можно сказать, что он был ориентирован на вечность, он был спроецирован на вечность и сам был проекцией вечности сюда, на грешную землю, которую очень любил - конкретную: Загорск, Пушкино, Москву, Коктебель, Россию.

Отец Серафим Батюгов - священник катакомбной Церкви - сказал тетушке отца Александра Вере Яковлевне Василевской (они похоронены рядом в Пушкине - Вера Яковлевна и Елена Семеновна): «Только никогда не жалуйтесь».

Отец Александр дружил с Еленой Александровной Огневой. Сказал, когда она умерла: «За ее душу я спокоен». Умиротворенная, веселая, неунывающая даже в тяжелых обстоятельствах душа. Сокровище смиренных. Сокровище благих.

Есть три отношения к Богу: Он-отношение (познание), Ты-отношение (молитва) и Я-отношение (вдохновение).

«Непрестанно молитесь. За все благодарите.»

Это подобно напряжению струны.

Или как стрела на натянутой тетиве.

Отец Александр понимал самосознание и труд человека как жизнедеятельность космоса. Бог есть Дух. Дух есть движение. Нельзя ничего пускать на самотек. Тут и вмешивается сатана (так в горницу, дом, выметенный и пустой, входят бесы, входит дьявол).

Мень никогда не называл себя богословом, ученым. Говорил, что степень кандидата богословия, которую он имел, - очень небольшая. Вместе с тем, отправляясь на лекции, всегда надевал нагрудный знак окончания Духовной Академии. Практически никогда не пользовался никакими записями - привычка проповедника. Говорил вдохновенно и страстно, при этом четко рефлектировал, никогда не забываясь.

...Мог ли я «наблюдать» его (в смысле А.М. Пятигорского, нашедшего и вместе с М.К. Мамардашвили истолковавшего древнеиндийский трактат «Виджняна вада»: я могу наблюдать рыбок в аквариуме, рыбки в аквариуме не могут наблюдать меня; Бог наблюдает человека, человек не наблюдает Бога)? Он знал и видел меня насквозь.

Его советы были верны и точны, но не всем нравились.

Он как-то ухитрялся справляться с гигантской массой людей, обступавших его, шедших к нему чередой. И людей, как правило, больных.

У него не было настоящих помощников - или было слишком мало. Он работал сам, один. (Последние его слова: «Я сам»). Отвечал на бесчисленные вопросы (еще задолго до лекций, приватно). У него была привычка задумываться и отдавать себе отчет во всем.

Я знаю людей, которых он вытащил из петли. Может быть, буквально. Знаю тех, кого он не спас - но они не хотели, не верили ему.

Разумеется, не следует отца Александра обожествлять, делать из него кумира. Да это было бы и не в его духе. Но он мог бы сказать, вслед за апостолом Павлом: «Не я живу, но живет во мне Христос».

Я спрашивал его, где (на чьей стороне) был Бог в минувшей войне. Он отвечал, что, скорее всего, Бог был сверху. Его дядя служил в финскую кампанию в Красной армии, а дядин кузен - по ту сторону линии фронта - в финской, где и погиб...

Александр Мень давал точный политический прогноз. И когда очередной раз умирал наш очередной правитель, я ехал к отцу Александру, спрашивать: что будет? Его предвидения в точности оправдались.

Он старался гасить страсти, примирять враждующие стороны. И как-то, в тяжелом конфликте, неожиданно для всех спросил: «Кто поставил меня судить вас?»

При всем своем экуменизме он был отчетливо русским православным христианином. Но было тонкое отличие его от советских попов. Он восходил к началу века, к русскому религиозному ренессансу, к эпохе Флоренского, Булгакова, Мережковского, Бердяева, к Церкви, ушедшей в катакомбы.

Чем была бы страна без него? Или если бы он избрал иной путь?

Был человек, прошел по земле, и следы его источают тонкий, животворящий аромат.

(Из кн.: Ерохин В.П. Вожделенное отечество. М.: Laterna Magica, 1997).