Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

С его смертью связан ещё один памятный, взволновавший меня эпизод. Ещё при его жизни я часто интересовался своими корнями по отцовской линии, расспрашивал его о своих предках. Но отец всячески уходил от разговоров и ничего мне не говорил. И надо же было такому случиться, что о своей родословной по линии отца я узнал на девятый день после его похорон, когда собрались родственники и сестра отца наконец приоткрыла семейную тайну.

Она в своё время была режиссёром Свердловской киностудии и проводила съёмки в небольшом провинциальном городе на северо-западе России. И там нашла дом, где до революции жил царский полковник по фамилии Меницкий. Происхождение нашей фамилии тоже любопытно. Предки мои около 200 лет жили в этом городе. И каждый давал сыну имя своего отца. То есть, условно говоря, был Виктор Владиславович, дальше шёл Владислав Викторович, а продолжал род опять Виктор Владиславович — и так все 200 лет. И только мой дед — Владислав Викторович дал моему отцу имя Евгений. Кроме того, он нарушил ещё одну фамильную традицию, перебравшись из этого городка под Псковом в Киев.

В самое ближайшее время я побываю в этом небольшом провинциальном городе, вотчине моих предков, найду дом, где жила моя фамилия, разыщу книгу со своей родословной, о которой говорила сестра отца, подышу воздухом, которым дышали мои пращуры, прикоснусь к своим корням…

Школьные годы мои пролетели бурно и незаметно. Может быть, потому, что рос я озорным, постоянно шкодившим мальчишкой. И это было естественно. Мои мама и бабушка работали, и я был предоставлен сам себе. А это значит — и улице.

Послевоенная Москва была полна безотцовщины, и многие мои сверстники жили гораздо хуже, чем мы. Многим из них надо было добывать себе и еду. Поскольку тогда ещё и понятия такого не существовало, чтобы в детском возрасте подрабатывать и зарабатывать себе на хлеб, честные его поиски иногда приводили к совершенно неожиданным результатам. Помню, однажды мы напилили и накололи с ребятами дров и получили за это какие-то деньги. Довольные собою, мы накупили на них всякой всячины: кусочек полукопчёной колбасы, пшена для голубей, сходили в кино. Мама устроила мне целый допрос: откуда и как у меня появились деньги? И когда я с гордостью рассказал, как заработал их, последовала совсем не та реакция, которую я ожидал. Оказывается, мы должны были поступить, как тимуровцы, то есть гордо отказаться от заработанных денег и в ответ на «большое спасибо» нанявшего нас хозяина вежливо ответить ему:

— Пожалуйста! Зовите нас когда угодно. Мы всегда рады вам помочь.

Конечно, во многом мы были похожи на сегодняшних школьников. Что мы только не делали в школе, как мы были изобретательны в своих играх и розыгрышах учителей, продолжавшихся до 10 класса! Отличала наше поколение от нынешнего, пожалуй, лишь самозабвенная любовь к спорту. Мы могли заниматься им, дай нам волю, круглые сутки. Футбол, хоккей, лапта — мы могли с утра до ночи бегать и гонять мяч или шайбу.

По большому счёту, это были не просто игры. Спорт сыграл в моей жизни гораздо более важную роль. Родился и рос я не таким уж здоровым ребёнком. На то были и объективные причины: не хватало витаминов и просто обыкновенного нормального питания. Так же, как и всем моим сверстникам. И глядя сегодня на свои фотографии тех лет, я вижу отражение вроде бы знакомого мальчишки из голодного детства. Ножки тоненькие, руки — как спички, словом, вид почти как из концлагеря.

У меня болели и желудок, и суставы, врачи подозревали ревматизм. Случались перебои с сердцем. Каких ещё только болезней у меня не было! Но, очевидно, наша постоянная беготня да свежий воздух сделали своё дело, что и позволило мне впоследствии летать.

Наша 62-я школа была очень спортивной. Когда проходили школьные соревнования, в небольшом спортивном зале яблоку было негде упасть. Все зрительские места — скамейки и шведские стенки — были облеплены сверху донизу счастливыми болельщиками, которым заранее удалось найти себе место.

Любимым моим видом спорта был всё-таки футбол. Помню, бегали мы с товарищами в Лужники смотреть, как занимаются в Футбольной школе молодёжи наши ровесники, может, ребята чуть постарше — Гена Логофет, Витя Шустиков и многие другие будущие знаменитости. Тренировал их Константин Бесков, и мы часами не уходили с этих тренировок, не говоря уже о календарных матчах.

Я тоже страстно мечтал о ФШМ. И когда был объявлен очередной набор в футбольную секцию, мечта моя могла вот-вот осуществиться. Но кто-то — видимо, из зависти — зло подшутил над нами, и мы пришли совсем не туда, где нас ожидал Бесков. Когда же мы, опоздав, всё-таки появились у него на занятии, он хорошенько отчитал нас. Константин Иванович, конечно, не помнит этот случай. Мы тогда очень сильно переживали его нагоняй, но вместо того чтобы подойти и объяснить причину опоздания, развернулись и убежали — и от обиды, и от детской застенчивости. На этом моя футбольная карьера оборвалась, не успев начаться. Но как всё-таки интересно складывается судьба! Когда я уже заканчивал лётно-испытательную работу и к тому времени ровно 22 года не играл в футбол, мой друг и товарищ по теннисному корту Владимир Алёшин — генеральный директор «Лужников» — как-то сказал мне:

— Валера! Сейчас формируется Клуб Правительства Москвы. Приходи поиграть в футбол!

— Но я ведь двадцать с лишним лет не играл!

— Да приходи!

И вот я пришёл на футбольное поле. И когда я увидел эту изумрудную траву, эту белую сетку ворот, эти белые мячи, меня охватил какой-то первозданный восторг. Я вернулся в футбол! Да ещё в какой футбол!

С нами играли не просто члены Правительства Москвы. С нами ещё играли и мастера футбола. Для меня было глубоко символично, что рядом со мною на поле находились и Тухманов, и Филатов, и Пильгуй — наш знаменитый вратарь, подхвативший эстафету у Яшина. А Миша Гершкович! Да мы специально ходили когда-то смотреть на связку Гершкович — Козлов, на знаменитый дриблинг Гершковича. А сейчас он демонстрирует этот дриблинг против меня. А Гена Логофет, с которым мы учились в одной школе, — знаменитый капитан «Спартака» и сборной!

Приходили и другие блестящие мастера — Бубукин, Шапошников, Бесков, Симонян, Парамонов… Мои кумиры, с которыми я теперь часто общаюсь в клубе Юрия Михайловича Лужкова. Жизнь снова вернула меня в детство, но уже на другом витке спирали.

После школы мы решили всем классом поступать в институты. К тому времени я немного охладел к авиации, тайную мечту о которой хранил с детских лет. У моих друзей авиация не пользовалась особой любовью и уважением. Такого повального увлечения ею, как в тридцатые годы, уже не было. На смену приходили совсем другие интересы. Коллективные настроения сказывались и на мне — моё искреннее желание стать лётчиком постепенно угасало.