Василий Емельяненко - В военном воздухе суровом

Рост не мешал Коле быть хорошим летчиком. На самолете Р-зет, на котором летали до этого времени, кабина была открытая, - только ветровой козырек впереди. Отвоевал Голубев финскую, был награжден орденом Красного Знамени. Но вскоре после войны с белофиннами на тренировочных полетах с Колей произошел казус, который всем надолго запомнился.

На аэродром неожиданно нагрянул новый командир авиационного соединения полковник Каманин. Он с ходу дал нагоняй руководителю полетов:

- Это почему же у вас летчики в воздухе чудят?

- Я, товарищ полковник, никаких нарушений не заметил...

- Плохо смотрите! Сейчас только на пятом номере какой-то циркач, стоя в кабине, пролетел!

- Как стоя, товарищ полковник?

- А так, что голова в верхнее крыло упиралась. К полковнику был вызван "виновник" летного происшествия, который вынужден был смотреть на начальника сверху вниз, хоть тот и занимал очень высокий пост.

Теперь же, на авиационном заводе, выяснилось, что Голубев со своими "габаритами" плохо "вписывался" в закрытую кабину штурмовика. Хоть сиденье было опущено на самую нижнюю защелку, голова все же упиралась в колпак закрытого фонаря. Педали ножного управления оказались для Голубева расположенными близко, и колени полусогнутых ног задевали за нижний край приборной доски.

Летчик-испытатель заволновался. Пришел посмотреть на великана сам конструктор самолета Сергей Владимирович Ильюшин. Конструктор сокрушенно покачал головой:

- Признаюсь, не учел, что у нас на Руси еще не перевелись такие богатыри.

- Я тут ни при чем... - пожал плечами и смущенно улыбнулся Голубев. Претензии можно предъявлять к моим родителям...

- Ошибка поправимая, - ответил на это конструктор. Тогда он дал своим помощникам указание просверлить дополнительные отверстия на направляющих трубах, по которым скользят сиденье и педали ножного управления. Это было учтено при выпуске последующих серий самолетов.

Летчик-испытатель, выпускавший Голубева, после своего обычного напутствия все же добавил: "Ну, с богом!" - и зашагал к ангарам. Голубев проводил инструктора пристальным взглядом, подмигнул летчикам и, ни слова не говоря, втиснулся в кабину. Запустил мотор, вырулил на старт, но со взлетом почему-то задержался, колпак не закрывал. Потом все увидели, как Коля встал на сиденье, вытянулся во весь свой высоченный рост и... перекрестился на три стороны - в пику летчику-испытателю за его "благословение".

А взлетел Голубев как по натянутой струне, - самолет на разбеге в сторону не повело, первый самостоятельный полет по кругу был выполнен отлично.

Наступил июнь, в Богодуховском лагере все еще ждали новые самолеты. И вот однажды сидевшие за перечерчиванием схем летчики услышали отдаленный, незнакомый, басовитый гул. Все притихли, а потом вдруг сорвались с мест, ринулись из палатки:

- Летят! Летят!

На малой высоте к аэродрому приближались семнадцать монопланов с низко расположенным крылом и убранными в гондолы колесами.

Как меняются времена! Еще вчера во время вечерней прогулки пели любимый авиационный марш и с особым энтузиазмом выкрикивали слова припева: "Все выше, все выше и выше, кр-ра-савец Эр-пятый летит!" По тем временам полутораплан Р-5, как и его младший брат Р-зет, без всякой натяжки считались красавцами. Теперь же, когда все увидели штурмовиков с удлиненной обтекаемой формой фюзеляжа, остекленной кабиной и далеко выступавшим впереди нее острым капотом мотора, то устаревшие самолеты со стойками и расчалками между верхними и нижними крыльями и вечно торчавшими под фюзеляжем "ногами" сразу показались несуразными.

Летчики обступили приземлившиеся машины и во все глаза смотрели на то, что изучали теоретически. Из передней кромки крыльев угрожающе выступали четыре вороненых ствола скорострельных пушек и пулеметов. Под крыльями прикреплено восемь металлических реек - направляющих для "эрэсов" - реактивных снарядов. В центроплане четыре бомбоотсека. В них да еще на два замка под фюзеляжем можно подвесить шесть стокилограммовых бомб. Это ли не мощь?!

Простукивали костяшками пальцев еще не остывшую сталь бронекорпуса, дивились сплошному бронированию двигателя, кабины и бензобаков. Даже соты масляного радиатора под мотором можно было прикрыть из кабины стальной заслонкой во время атаки, чтобы не пробило осколком. Лобовое стекло фонаря кабины толщиною пять сантиметров изготовлено из особого пуленепробиваемого стекла. Первый в мире бронированный самолет!

В этот день летчики долго не отходили от новых машин. - Не только красавцы, но и настоящие летающие крепости, - заключили они. - Ни пули, ни осколки зенитных снарядов не страшны!

Вечером начали зачехлять самолеты. Брезентовые чехлы шнуровались, к концам шпагата привязывались бирки с мастикой, на них ставились печати. Охраняли самолеты специально присланные солдаты с малиновыми петлицами. Совершенно секретные машины!

...По штату в полку должно быть 65 штурмовиков, а пригнали только 17. Недостающие прилетели лишь во второй половине июня.

В окрестностях Богодухова с рассвета до темноты не смолкал рев мощных двигателей. Спешили переучить всех летчиков. Но дело двигалось медленно потому, что ради нескольких провозных полетов пришлось еще изучать самолет СУ-2.

Обидно было, что учебно-тренировочные самолеты с двойным управлением появлялись в частях значительно позже, чем боевые. Это сильно тормозило переучивание.

Первые полеты проходили благополучно.

Но вот у кого-то отказал мотор. Летчик все же удачно посадил самолет, не подломав его. А вскоре произошла еще одна вынужденная посадка: не выпустилось шасси.

Существовавшая тогда временная инструкция предписывала летчику в случае невыпуска перед посадкой шасси покидать самолет на парашюте. Опасались того, что во время приземления с убранными колесами штурмовик перевернется (скапотирует) и при этом может возникнуть пожар. Из закрытой кабины в перевернутом положении летчику не выбраться.

Младшему лейтенанту Григорию Чухно шасси выпустить не удалось даже с помощью аварийной лебедки, но парашютом он все же не воспользовался, самолет посадил на фюзеляж. Штурмовик прополз по пашне, как глиссер, подняв облако пыли. Ко всеобщему удивлению, самолет не перевернулся и при этом получил самые незначительные повреждения.

При расследовании этого происшествия заводскими представителями предписание о покидании самолета в воздухе было отменено. Даже главный виновник вынужденной посадки, механик, забывший в гондоле шасси свой комбинезон, отделался лишь строгим внушением. Не окажись он на этот раз таким рассеянным, сколько бы безвозвратно погибло самолетов, покинутых летчиками!