Юрий Сушко - Марина Влади, обаятельная «колдунья»

Близким он говорил: «Несчастным быть — проще всего. Когда это у нас, в России, перевороты, революции делали честных людей счастливыми? Всегда на крутых поворотах в первачи выбиваются не самые лучшие, а самые пронырливые и расторопные — те, кто смог оттолкнуть бежавших по внутреннему кольцу…» К этому Евгений Васильевич придет несколько позже, а пока его, возвращавшегося с передовой, больше всего тревожила судьба родных, остававшихся в Питере. Он не знал, что тяжело заболевшую тифом Милицу и остальных детей жена везет ему навстречу. Она стремилась увезти семью как можно дальше из этой страны, от крови и революции. Провидение вмешалось. В дороге несчастные беженки совершенно случайно, на каком-то полустанке, встретили Евгения Васильевича. Генерал тут же забыл и о присяге, и о воинском долге, бросил все и занялся только спасением больной дочери и заботами обо всех остальных. Затем они изменили прежний западный маршрут, добрались до Новороссийского порта и последним английским кораблем ушли от российских берегов. Только через неделю «белогвардейский десант» высадился на живописном греческом острове Корфу, который аборигены называли Керкира. По преданиям, именно здесь, спасаясь от врагов и шторма, разыгравшегося в Ионическом море, нашли себе убежище Ясон и аргонавты…

Условия островной жизни для пришельцев, конечно, были не приведи господи. Какое там «золотое руно»? От хронического голода, бесконечных болезней и непривычного климата семья Энвальдов в одночасье потеряла восьмерых детей. Милице удалось выжить, как она считала, только благодарю тому, что она «любила танцевать». Да-да, именно так — ее спасли танцы, хореографический талант. Поначалу Милица плясала перед местными жителями на площадях, и те вознаграждали способную девочку-подростка хлебом и плодами своих фруктовых садов. Потом, перебравшись на континент, Энвальды осели в Югославии, в городе Субботица, на границе с Венгрией. Глава семейства с немалыми трудностями устроился дворником при местной сербской церкви. Он подметал двор, улицу, а в положенные часы звонил на колокольне. Он не чурался никакого, даже дворницкого, труда. Куда больше удручало его вынужденное изгнание из России.

По вечерам, когда поредевшая семья собиралась вместе, они тихонько пели. Рассказывая об эмиграции, мама обычно вспоминала песню «Молитва офицера», которую любили петь уцелевшие беглые белогвардейцы:

В день святого Николая Угодника, 19 декабря 1925 года, через одиннадцать лет после того памятного сражения Воронежского полка с австрийцами, в Субботице разразился сильный снегопад.

— Прямо как у нас дома, в России! — радовались соседи.

А Евгению Васильевичу пришлось взяться за лопату и метлу. Покончив со снегом, он отправился на колокольню. Уже начиналась литургия, и вот-вот должен был раздаться звон колоколов. Но, добравшись до звонницы, отставной генерал только и успел, что в последний раз взглянуть на площадь, тяжко вздохнуть и умереть. Паралич сердца.

Колокола потом звонили в его память. Евгения Васильевича Энвальда похоронили с воинскими почестями, принятыми в сербской армии, на православном кладбище в Субботице. Он завещал, чтобы его останки перевезли в Россию, но только «после окончательного падения коммунизма».

Повзрослев, Милица покинула ставшую чужой постылую Субботицу и перебралась в Белград, где устроилась выступать в ночных клубах. Тогда многие из сверстниц торопились перейти границу между юностью и взрослой жизнью. Жизнь требовала: неси, девица, свой крест. Крест, сработанный из свинца безнадежья и ржавчины разочарований. Жить и нести на себе этот крест? Жить и знать, что жизнь не удалась? Жить, обманывая себя тем, что живешь ради высоких целей? Зачем? Этот простой вопрос разбивал вдребезги все прежние помыслы о жертвенности и непременной женской мужественности.

И что теперь? Она уже выросла и осознает, что раньше или позже… нет, лучше не думать об этом. Сначала должен появиться он, самый сильный, самый красивый, самый-самый… И вот тогда она потеряет голову от любви…

Он пригласил ее на танец. Вел ее уверенно, ей приятно было ощущать на талии его крепкую руку. Молодой человек представился:

— Владимир Поляков.

Потом они сидели рядом за столиком и разговаривали. Она слушала его рассказы, напомнившие ей былины о похождениях Еруслана и Ивана-царевича.

Единственный наследник владельца знаменитых самарских самоварных заводов даже в мыслях не имел продолжать процветавшее дело отца. Для начала он окончил юридический факультет Московского университета и Московскую же консерваторию по классу вокала. Обладатель хорошего голоса, Владимир быстро стал солистом филармонии, но одновременно еще и танцевал в опере Зимина.

— Милица, вы мне можете не поверить, но, хотя и вокал, и балет я ужасно любил, однако футбол мне нравился еще больше, я даже выступал за сборную Москвы. Но вы еще не знаете главного: перед вами — чемпион по стипль-чезу!

— Это еще что такое?

— Ну как же! Steeple-chase — бег с препятствиями! Правда, на ипподроме такие дистанции тоже обычно практикуют, но на бегах я только делаю ставки. И нередко успешно.

— Не слишком ли много увлечений для одного человека? По-моему, вы чересчур разбрасываетесь, Владимир, и… любите прихвастнуть…

— О чем вы говорите, милая Милица! Нет, конечно, нет! Но я вам хотел сказать: у вас очень интересное лицо… Я вас сейчас нарисую. Вы позволите?

В руке у него, как у фокусника из рукава, тут же возник карандаш. Он разгладил салфетку и несколькими уверенными штрихами быстро набросал изящный девичий профиль.

— Это я?

— Нет, вы — лучше! Я же только учусь.

— Вы еще и учитесь?

— Сейчас уже нет. Но прежде учился, и очень много. И в Императорском техническом институте, и в Военной школе аэронавтики. Ведь я один из первых российских дипломированных пилотов. Хотите, мы с вами пролетим как-нибудь над Парижем?