Анатолий Кожевников - Записки истребителя

Наверное, матери ведут за руки малышей, а совсем маленьких несут на себе. Здесь же по дороге движутся большие гурты скота - его угоняют от немцев.

Уходят...

Летим над Константиновкой. Нестеренко сделал несколько покачиваний, посмотрел в мою сторону, показал пальцем сначала на себя, потом вниз. Все понятно: здесь его родной дом.

Дом Нестеренко. Тут Коля родился, по этой улице ходил в школу. Отсюда пришел в летное училище. Годы совместной учебы, а потом инструкторской работы по подготовке летчиков крепко связали нас.

Нестеренко - высокий широкоплечий белокурый хлопец с упрямым - в лучшем смысле этого слова - характером. Не раз в учебном бою сходились мы в лобовой атаке. Идем, и ни я, ни он не отворачиваем в сторону еще миг, и наши самолеты врежутся друг в друга. На земле, бывало, спрошу: "Почему не отворачиваешь?" "А ты? Думаешь, только у тебя нервы крепкие? У меня они тоже в порядке". С Колей мы были вначале в одном звене, потом, став инструкторами, получили каждый свою группу курсантов. В подготовке летчиков соревновались между собой, и соревнование это шло на пользу обоим. У нас не было не только аварий, но даже случаев недисциплинированности. "Не уступишь?" - говорил я ему, бывало. - "Ни за что", - отвечал он. "Ну, тогда держись". - "Держись и ты".

Мне очень хочется увидеть дом товарища. В какой-то степени это и мой дом, хоть я ни разу в нем и не был.

Но разве различишь его во множестве черепичных крыш, утопающих в буйной южной зелени? Константиновка остается позади. Все чаще и чаще попадаются обозы с беженцами. Все тяжелее становится на душе. "Эх вы, людоеды проклятые, - ругаю фашистов. - Отольется вам наше горе".

Ведущий, покачав с крыла на крыло, дал сигнал перестроиться в правый пеленг. Впереди виден аэродром. Аэродром полевого типа, без ангаров. Старт состоял из одного посадочного "Т" да стартера с флажком.

Звено за звеном производим посадку. Зарулив в указанную сторону, выстраиваем самолеты в линию.

К нам подошел командир действующего полка.

- Что ж это вы? - произнес он строго.- Это не в тылу. Здесь того и гляди "мессеры" пожалуют, и ваши "ишаки" (так тогда звали И-16), как порох, вспыхнут.

- А что же делать? - спросил кто-то.

- Да вы что, маленькие? Нашли что спрашивать.

Быстро рассредоточить самолеты. Ставьте метров на пятьдесят - сто друг от друга. Рассредоточить и замаскировать!

В ПЕРВЫХ БОЯХ

Через два часа после посадки наша группа получила задание на первый боевой вылет.

Первый боевой! Я пишу о нем много лет спустя, когда ощущение его сильно приглушилось множеством последующих боев , а еще больше - временем. И все же очень хорошо помнится почти каждая минута первого вылета... "Наконец-то, - с облегчением вздохнул я. Сегодня встретимся с теми, кто принес нам столько горя. Посчитаемся с врагом. Скорей бы!" И вместе с тем на сердце тревожно. Ведь враг сегодня не условный, как было в школе, а самый настоящий, и в настоящем бою победителем бывает только один, другой побежденным...

Наша задача - штурмовым ударом с воздуха остановить продвижение фашистской колонны, нанести противнику максимальное поражение.

Наскоро изучили маршрут и, уточнив цель, взлетели.

Наше звено идет в ведущей эскадрилье. Точно выдерживаю свое место в строю. И странно - волнение, которое испытывал на земле, почти сразу прошло в воздухе. Хочется поскорее увидеть передний край.

По карте устанавливаю, что мы уже над линией боевого соприкосновения, над тем местом, которое у меня отмечено двумя параллельными линиями: синей и красной. Всматриваюсь в наземные предметы, но вижу только пожарища да исковерканную снарядами землю.

Ни танков, ни орудий врага, ни даже окопов. Неужели прошли передний край, не заметив его? С земли перевожу взгляд на небо. Оно теперь особенно опасно. Небо чистое, ясное, видимость отличная.

Противника нет. А что, если бы он внезапно появился? При таком плотном боевом порядке, которым мы идем, было бы трудно отразить удар. Стеснен маневр. Мысль о том, чтобы сейчас увеличить интервал и дистанцию, отгоняю прочь - можно внести лишь путаницу в строй.

Но мысль эта застревает в голове - ее не следует отпускать.

Ведущий группы покачиванием с крыла на крыло известил о приближении к цели. Еще минута - и под нами дорога. По дороге ползет зеленая колонна фашистов - машины с пехотой, орудия, бензозаправщики.

Машинально проверяю положение гашеток, снимаю их с предохранителя. Посмотрел в прицел. Все в порядке.

Первое звено пошло в атаку. За ним второе. Иду в атаку в составе третьего звена. В прицеле возникают крытые брезентом автомобили, бегущие в стороны люди, застопоренные мотоциклы. Нажимаю на гашетки слышу сухой треск пулеметов. Следы трассирующих пуль теряются в колонне. Дымят моторы грузовиков, вспыхивают ярким пламенем цистерны. Бьем по голове и хвосту колонны, чтобы лишить противника возможности рассредоточиться.

Из атаки выхожу на бреющем полете. Замечаю, что во время прицеливания наши боевые порядки рассыпались: индивидуальное прицеливание в плотном строю по узкой цели оказалось выполнить невозможно. Все штурмуют самостоятельно.

Делаю новый заход. Колонна превратилась в хаос.

Горят автомашины, взрываются бензоцистерны, заливая все вокруг багровым пламенем. Бензин горит в кюветах.

Когда кончились патроны, ведущий подал сигнал сбора.

Группа, пристраиваясь, легла на обратный курс.

И вот мы на своем аэродроме. Задача выполнена! Каждому хочется рассказать о штурмовке. Все, что произошло несколько минут назад на дороге, вновь возникает в горячих рассказах истребителей: "Я сразу черные кресты на борту машины увидел"... "А я по цистерне ударил в хвосте колонны"... "А я головной грузовик рубанул"...

Впечатлений хватит до утра. Командир наталкивает на мысль о выводах, которые следует сделать из боя.

Опыт получен еще небольшой, но уже получен.

Почему не стреляли вражеские зенитки? Видимо, потому, что мы появились внезапно. Значит, надо добиваться внезапного удара. Кажется, все просто, но для нас все это практически ново.

Единодушно мы забраковали плотные боевые порядки. О скованности маневра в плотном строю во время полета думал не только я, но и многие другие летчики.

Для нас началась новая, со своими нерушимыми правилами школа - школа войны.

За первым боем последовал второй, за ним - третий, четвертый... Мы дрались утром, в полдень, вечером, по нескольку раз в день. Иногда вылетов было так много, что день казался сплошным боем. Не успеешь прилететь на аэродром, заправиться горючим, боеприпасами, проверить машину, как снова приказ на новый вылет.

Мы вели разведку, штурмовали колонны мотопехоты на марше, сопровождали бомбардировщиков, наносящих бомбовый удар по вклинившимся танковым группировкам противника. С рассвета до темноты мы не уходили с аэродрома летали и вместе с механиками ухаживали за машинами. Самое дорогое для каждого из нас - исправный самолет, исправные пулеметы...