Николай Голушко - В спецслужбах трех государств

Когда на современной Украине раскручивается кампания по апелляции к националистическим ценностям, героизации ОУН — УПА, то именно история органов КГБ республики на конкретных примерах наглядно показывает великую силу дружбы русского и украинского народов[1].

Деятельность чекистов моего поколения проходила в условиях «холодной войны», а это — гонка ракетно-ядерного вооружения, соревнование с реальным противником в вопросах идеологического и психологического противоборства, возникающие локальные войны, в которых сотрудников КГБ бросали на передний край — от Вьетнама, Анголы до Афганистана и других стран.

Мне хотелось бы обратить внимание также на враждебные планы и замыслы западных спецслужб против СССР, конкретно против Украины и России. К сожалению, в силу секретности мы сами не всегда принципиально их оценивали, иногда не доводили их до общественности и получили в итоге печальные результаты. Многие упрекали нас в нагнетании обстановки, но на чьей стороне оказалась победа в «холодной войне»?

В личном поведении я старался руководствоваться нравственными правилами честного служения порученному делу, никогда не занимался угодничеством, не дружил домами с «вельможами», не раздувал собственные щеки. В жизни принимал, может быть, не всегда правильные, но самостоятельные решения, заведомо зная, что многие из них не принесут ни личной славы, ни благополучия.

Работа над этими размышлениями подарила мне возможность честно ответить на многие больные вопросы, высказать слова благодарности всем, кто был рядом в моей жизни: школьным и университетским друзьям и педагогам, кемеровским чекистам, сотрудникам и руководителям КГБ СССР и УССР. Всем этим достойным людям я благодарен, искренне и навечно.

Исторические корни моей семьи уходят в глубины центральных областей Украины. Дедушка Афанасий и бабушка Ульяна с сыном Иваном во время Столыпинской земельной реформы в 1905–1906 годах выехали из родных мест бывшей Полтавской губернии (ныне Черкасская область, Чернобаевский район) в поисках счастливой доли в далекие, суровые, но благодатные ковыльные степи Северного Казахстана. В конце XIX века украинские крестьяне от безземелья и нищеты отправлялись искать лучшую долю в Канаду, США, Аргентину. Выходцы из восточных областей Украины по той же причине устремлялись в бескрайнюю Россию, заселяя ее от Урала до Дальнего Востока. Правда, не все было так гладко, как представляется сегодня.

Многострадальцам трудно было сразу обустроиться на новом месте, в голой степи. Вот что говорил в то время русский писатель Михаил Пришвин о судьбе переселенцев, о земляках моего деда в очерке «Адам и Ева»: «И вот опять эта вечная пара: украинец и украинка на фоне желтой сибирской степи. Он говорит с товарищами о хуторе на берегу Иртыша. А она грустно смотрит на пустую степь без деревьев, без яблонь и вишен, без мазанок белых с плетнями, на желтую, сухую, дочиста выжженную солнцем землю с сухой низенькой щеткой вместо травы и говорит: «Як бы трошки землицы в Полтаве, так нашоб я в ту бисову землю поехала». Понятно, что великая нужда звала осваивать новые плодородные земли.

Надо отдать должное тому, что царское правительство поддерживало освоение свободных земель Российской империи, создавало для этого крестьянские банки, предоставляло новоселам земельные наделы (хутора) и бесплатно давало лошадь и корову каждой переселенческой семье. Мужественные и сильные физически и духом украинцы ехали в казахские края, поднимали пахотные целинные земли. Местному населению переселенцы несли культуру земледелия, новые традиции и формы дружеского межнационального общения. Как-то в 1970-е годы мне довелось общаться с Зиновией Франко, внучкой известного украинского писателя, и когда я ответил ей на вопрос о своем происхождении, она произнесла: «Как же нас, украинцев, судьба по всему белому свету разбросала».

Мой дедушка, видимо, владел грамотой, так как в семье до последнего поколения сохранились несколько церковных книг на старославянском, сборники произведений на украинском языке, привезенные из родных мест, в том числе томик стихов Тараса Шевченко. Бабушка была совершенно безграмотной, вместо подписи ставила крестик.

Помню, как во время учебы в классе третьем или четвертом я вслух читал маме «тарасову Катерину» медленно, по слогам, произнося украинские слова, такие близкие нашей повседневной речи. В семье не говорили на русском языке, мы «балакали». Мама внимательно слушала и плакала, то ли от переживаний о несладкой судьбе Катерины, то ли от радости, что подрастающий сын уже научился читать.

В семье дедушки выросло четверо сыновей, которые пустили свои родовые корни уже в казахстанские степи. Для Павла, Якова и моего отца Михаила (1916 года рождения) эта просторная земля стала их родиной.

Старшим поколением нашей семьи, их делами, памятью о них я могу гордиться. Все они были тружениками, достойными представителями своего народа, честными коммунистами. Все мужчины воевали, два родных брата отца, Павел и Яков, погибли на фронтах Великой Отечественной войны.

Бабушка Ульяна со времен Гражданской войны одна воспитывала сыновей. Дело в том, что дедушку расстреляли белогвардейцы: колчаковский карательный отряд ворвался в наше большое село и реквизировал у местного населения лошадей. Дедушка активно сопротивлялся, поэтому его и убили.

Одна из моих талантливых землячек, казашка Сапура Эмирекызова, описала в книге воспоминаний, как в 1918 году в соседних селах украинских переселенцев Юдинка и Качиловка ворвавшиеся туда белогвардейцы убили комсомольцев из аула Согрымбет, возле озера Торангул, вонзили копье в грудь комсомольского активиста Мусабаева. А ее родного дядю, казаха Дусейби, расстреляли только за то, что не хотел отдавать колчаковцам свой скот. Так было с местным населением и с украинцами.

Я с четырехлетнего возраста помню начало Великой Отечественной войны. Словно в документальном кино, вижу, как провожали на фронт братьев отца — Ивана, председателя колхоза, и Якова, районного прокурора. По старинной традиции они уходили из дома своей матери — моей бабушки Ульяны, которая жила вместе с нами с семьей своего младшего сына Михаила, служившего уже два года в армии. Не знаю, сколько веков этой доброй традиции и была ли она привезена с украинской земли, но в нашем селе считалось, что материнские слезы уберегут на поле битвы сыновей от вражеской пули. Помню и снова вижу, как дядя Яков, держа меня на руках и прощаясь с родными, сильно плакал. Брат Иван его успокаивал: «Не реви, Яков, нас не успеют довести до Кокчетава (областной центр, около 200 км от нашего села), как немцы будут разгромлены». Бабушка просила Якова о другом: «Сынок, не признавайся, что ты коммунист, ведь партийных посылают вперед».