Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

Среди своих современников генерал Дюма был легендарной фигурой. Историки, описывая эту эпоху, часто делают паузу, чтобы рассказать какой-нибудь яркий анекдот о нем. Дэвид Джонсон в книге «The French cavalry 1792–1815» пишет о начале военной карьеры генерала: «Дюма был не только первоклассным солдатом[7], но и, вероятно, самым сильным человеком во французской армии… Его любимой забавой в школе верховой езды было встать в стременах, схватиться за какую-нибудь балку над головой и оторвать себя вместе с лошадью от земли». Более правдоподобным выглядит другой анекдот, который кочует из одного повествования в другое: как-то Дюма сражался в трех дуэлях подряд[8] – и выиграл все три, несмотря на ранение в голову. Эта легенда почти наверняка легла в основу одной из самых знаменитых и комичных сцен в романе «Три мушкетера»: д’Артаньян назначает дуэли Портосу, Атосу и Арамису почти на одно время (конфликт разрешается счастливо – «Один за всех и все за одного!», – когда появляются настоящие враги.)

Пока еще всего лишь капрал Алекс Дюма впервые привлек внимание командования, когда в одиночку взял в плен двенадцать солдат противника[9] и пригнал их в лагерь. Вскоре вслед за этим он повел четырех кавалеристов в атаку на вражеский форт, который защищали более пятидесяти человек, – Дюма собственноручно убил шестерых, а еще шестнадцать пленил. Как подытожил журналист из Парижского общества начала девятнадцатого века, «такая выдающаяся отвага[10] в сочетании с мужественной внешностью, а также исключительной силой и ростом, гарантировали ему быстрое продвижение по службе; благодаря своим талантам он очень скоро доказал, что заслуживает повышения».

Как бы высоко ни восходила его звезда, Алекс Дюма никогда не попадал в число тех, кто отдает приказы, а затем стоит в стороне, наблюдая, как подчиненные делают всю опасную работу. Дюма вел солдат и сам шел впереди. Один из начальников в разговоре с ним однажды заметил: «Дорогой Дюма[11], меня бросает в дрожь каждый раз, когда ты садишься на коня и скачешь во весь опор впереди своих драгун. Я снова и снова говорю себе: „У него не будет шанса вернуться целым и невредимым, если он не придержит скакуна“. Что будет со мной, если ты дашь себя убить?»

Даже став генералом и командуя тысячами солдат[12], Дюма по-прежнему предпочитал лично возглавлять небольшие отряды и проводить специальные операции, где он мог добиться победы благодаря собственной смекалке и недюжинным физическим данным. Когда Дюма был главнокомандующим[13] Альпийской армией (что примерно соответствует сегодняшнему четырехзвездному генералу[14]), он надел подбитые шипами ботинки[15] и ночью повел своих людей на штурм непроходимого ледника, чтобы застать врасплох австрийскую батарею, которая казалась столь же недосягаемой, как пушки Наварона. Он захватил вражеские орудия[16] и повернул батарею против австрийцев, заставив их немедленно капитулировать. Дюма взял не только 1700 пленных и около 40 пушек, но и перевал Мон-Сенис – ключ к Альпам.

Когда Дюма и Наполеон еще оба были генералами французской революционной армии, Бонапарт прославлял подвиги Алекса при помощи излюбленных тогда сравнений с героями Античности. Наполеон называл Дюма воплощением Горация Коклеса[17], который спас Римскую республику, не позволив варварам переправиться через Тибр. (Французские революционеры так же, как и американские, жили в мире аллюзий из классической эпохи – Джорджа Вашингтона, например, все сравнивали с Цинциннатом).

Когда Наполеон предпринял вторжение в Египет, Дюма командовал французской кавалерией[18]. Именно во время этого похода два столь непохожих друг на друга солдата рассорились навсегда. Столкновение имело как идеологическую (Дюма считал себя борцом за мировую свободу, а не мировое господство), так и личностную подоплеку.

«Если мусульманам[19], к какому бы слою общества они ни относились, доводилось хотя бы мельком увидеть генерала Бонапарта, они удивлялись тому, как он низок и тощ, – писал главный военный врач того похода. – И лишь один человек среди наших генералов поражал их воображение сильнее. Это был… командующий кавалерией, Дюма. Чернокожий, похожий на кентавра в те моменты, когда он на коне перемахивал через траншеи, спеша выкупить пленных, – только он, как полагали мусульмане, мог возглавлять поход».

Алекс Дюма с его ростом выше метра восемьдесят[20] и атлетическим телосложением производил более чем внушительное впечатление на фоне французской элиты. Но как он сумел войти в эту элиту – и даже стать признанным национальным героем – в то самое время, когда благосостояние Франции основывалось на труде негров-рабов в колониях?

Жизнь генерала Алекса Дюма кажется исключительной на столь многих уровнях, что легко забывается самый невероятный факт его биографии: чернокожий добился успеха в мире белых людей в конце восемнадцатого столетия. Его мать, Мари-Сессетта Дюма, была рабыней, а его самого на время продал в неволю отец – беглый аристократ, которому понадобились деньги, чтобы оплатить путь назад[21], во Францию. К двадцати годам Алекс также оказался во Франции, где получил блестящее образование. Его учили классической литературе, философии, изящным манерам, верховой езде, танцам и фехтованию. Жизнь среди парижских вечеринок, театров и будуаров окончилась после ссоры с отцом[22], и Дюма завербовался как кавалерист[23] на службу королевы. Это случилось в 1786 году, в канун Французской революции. Когда грянула буря, Дюма воспользовался шансом и сделал стремительную карьеру в рядах новой революционной армии. Он дослужился до командующего целыми дивизиями и армиями. Пройдет еще 150 лет, прежде чем другой чернокожий офицер на Западе сумеет подняться так высоко.

Объяснения, как подобная карьера вообще стала возможна, неразрывно связаны с другой забытой историей – первым в мире движением за гражданские права[24]. В 1750-х годах, в эпоху Людовика XV, целое поколение неравнодушных к общественной жизни юристов восстало против одной из самых могущественных группировок Франции – против лобби колониальных сахарозаводчиков – и добилось шокирующе широких прав для чернокожих. Рабы, привезенные из колоний во Францию, подавали иски против своих хозяев – и выигрывали свободу. (Сравните это с печально знаменитым решением Верховного суда США по делу Дреда Скотта: в 1850-х годах этот суд придет к выводу, что негры «настолько ниже по уровню развития[25], что не имеют прав, которые обязан был бы соблюдать белый человек». Более того, вердикт написан как пародия на французские суды предыдущего века по делам об освобождении рабов.) Соответствующие иски во Франции на несколько десятилетий опередили дело Сомерсета, с которого в Англии началось движение аболиционизма.