Алексей Пензенский - Нострадамус

Старший из семерых детей Пьера Жом (Жайме), по-французски называвшийся Жаком, тоже занялся коммерцией. Женившись на дочери врача из Сен-Реми, он осел в этом тихом провансальском городке, названном в честь святого Ремигия, который некогда обратил в христианство первого короля франков Хлодвига. Немного отстав от отца, Жом стал отцом пяти сыновей, сделавших успешную карьеру в торговле, военном деле и юриспруденции. Адвокат Жан де Нотрдам к 1552 году стал прокурором парламента Экса, Антуан исполнял должности прокурора и консула в родном Сен-Реми. Эктор, Бертран, разбогатев на торговых предприятиях, приобрели поместья в окрестностях города. Один лишь Мишель пошел по стопам предков матери, избрав своей профессией медицину. Семейство Сен-Реми, сделавшее своей фамилией название города, занималось врачеванием уже несколько поколений. Дед Нострадамуса Жан де Сен-Реми, согласно легенде, был лейб-медиком герцога Калабрии, а его более отдаленный родственник Пьер Абрагам Соломон занимал должность личного врача знаменитого графа Рене Прованского – последнего независимого правителя края. Стоит отметить, что по отцу Нострадамус, по некоторым данным, принадлежал к иудейскому колену Иссахара – пятого сына патриарха Иакова от Лии. Традиция приписывала этому древнему роду особый пророческий дар.

Во Франции, несмотря на в целом лояльное отношение государства, крещеные евреи испытывали определенные трудности. Будучи подозреваемыми в том, что они остались верны религии предков, новообращенные христиане вынуждены были постоянно доказывать обратное. В некоторых храмах для них строились специальные входы; в Провансе крещеные евреи обязаны были платить особый налог. Как показывают архивные документы, отец Нострадамуса Жак де Нотрдам был одним из трех выкрестов Сен-Реми, обложенных таким налогом. Отношение простонародья к «новообращенным» долгое время оставалось, как правило, негативным. В ходу было оскорбительное прозвище retaillon («обрезок», в смысле «обрезанный»), распространенное до такой степени, что парламент Экса, орган местного самоуправления Прованса, в 1542 году принял особый закон, угрожающий серьезным наказанием тому, кто осмелится назвать «обрезком» или «марраном» еврея, принявшего святое крещение. В первый раз виновному урезали язык, во второй – секли до крови, а в случае нового рецидива подвергали смертной казни через повешение с конфискацией имущества.

Благожелательное отношение местной власти позволило многим «новым христианам» добиться устойчивого положения в провансальском обществе. Уже в 1511 году семья Нотрдамов разбогатела настолько, что смогла купить дом в центре Сен-Реми. Примерно тогда же Мишель отправился в начальную грамматическую школу. В таких школах, где один и тот же педагог – как правило, регент церковного хора – вел все предметы, дети вызубривали латинские псалмы, часто не понимая их смысла. Школьники учились также письму, счету и хорошим манерам. Образование было довольно посредственным, поэтому родители побогаче нанимали своим чадам домашних учителей.

Отец сочувственно отнесся к желанию Мишеля продолжить образование и осенью 1518 года отправил сына в Авиньон, находившийся всего в пяти лье от Сен-Реми. На факультете искусств тамошнего коллежа он получил среднее образование. Учеба в коллеже длилась около трех лет. Привычную зубрежку латинских гимнов здесь дополнило изучение «свободных искусств» – наследников классического античного образования. Это были тривий (грамматика, риторика, диалектика) и квадривий (геометрия, арифметика, астрономия, музыка), к которым христианская эпоха прибавила теологию – Священное Писание и каноническое право. Грамматика и риторика, «искусство красноречивого убеждения», были сходны с современной филологией, а диалектику в дальнейшем заменила логика – с уклоном больше в философию, чем в ораторское искусство.

Система образования в Авиньоне была достаточно либеральной. Порка полагалась лишь за серьезные провинности, и молодежь в полной мере наслаждалась свободой от семейной опеки. Регулярные пирушки, шалости и общение с местными девицами скрашивали досуг авиньонских школяров, которые снискали сомнительную славу самых недисциплинированных во всех французских землях – они охотнее ходили на танцы, чем на занятия.

Мы не располагаем сведениями о том, как проявил себя Мишель де Нотрдам в качестве ученика. Лишь его первый биограф Жан-Эме де Шавиньи сообщает, что в коллеже Мишель поражал соучеников и преподавателей великолепной, почти божественной памятью: «Метопа репе divina prosditus erat». И, хотя биография, написанная Шавиньи для книги «Первый лик французского Януса», явно идеализирует Нострадамуса, этому утверждению можно поверить: широта интересов и уровень познаний Мишеля далеко выходили за средние рамки той эпохи. Это видно по впечатляющему литературному наследию, оставленному бывшим учеником авиньонского коллежа.

По окончании школы в 1521 году Мишель получил звание магистра искусств – некий эквивалент современного аттестата или степени бакалавра. В то время, однако, магистрами были немногие. К тому же это звание было необходимо, чтобы облегчить поступление на медицинский факультет университета, куда юноша стремился попасть.

Медицина XVI века была еще очень далека от современной, хотя в эпоху Возрождения некоторые разделы этой науки претерпели значительный прогресс. Анатомия была обновлена еще в XIV веке с началом анатомирования трупов в университетах – сначала в Италии, а потом и в других странах. Церковь, вопреки легендам, не противилась этому; в 1472 году папа Сикст IV признал полезность анатомии как медицинской и художественной дисциплины, и обучение ей было формально дозволено Климентом VII. Наиболее активным центром анатомических занятий в первой половине XVI века был Парижский университет (Сорбонна), где анатомию преподавали Жак Дюбуа (он же Сильвий, 1478–1555) и Иоганн Гюнтер Андернахский (1505–1574).

Властителем дум первых анатомов оставался великий античный медик Гален, чьи идеи были сохранены в Средние века арабскими врачами. Его влияние многократно усилилось благодаря типографскому делу: в 1490 году в Венеции было опубликовано первое издание латинского перевода его сочинений по анатомии, а в 1525 году – греческий оригинал. Но со временем опыты по анатомированию обнаружили противоречия между тезисами Галена и наблюдаемой реальностью; врачи все больше и больше убеждались, что экспериментальные данные следует предпочесть книжному знанию. Хотя в своих медицинских трудах Жак Дюбуа еще всецело зависел от трактатов Галена, опыт, приобретенный благодаря препарированию, позволил ему обойти своего предшественника и составить новую анатомическую номенклатуру, в частности, точно описать желудочки мозга.