Александр Тодорский - Год с винтовкой и плугом (25.10.1917—07.11.1918)

Мы не будем распространяться и описывать всю ту «канитель», которую вели новые «управители», но с горечью отметим только одно, что жизнь подъяремных поселян не изменилась к лучшему и по-прежнему они покорно «скидали» шапку пред взявшими власть «панами», возвращались в свои части на фронт, один за другим умирали там, на кровавых полях Галиции, Белоруссии, Украины и Курляндии, а «паны» сладко нежились, работали в доходных комитетах по поставке в армию того, чего последней не попадало, и служили почти еженедельно при сонме всего поповства благодарственные и иные ко господу богу молебствия об укреплении державы Российской и покорении под нози ее всякого врага и супостата...

Через несколько месяцев власть с помещиками разделили горе-социалисты всех оттенков, но «волынка» от этого не изменилась, и старый Весьегонск недоумевал: что такое, говорят, переменилось?

Да ровно ничего! Все то же, что было и при княгине Анне Михайловне Федоровой...

Весьегонск по-прежнему представлял из себя заброшенную в траве заливных лугов заводь, и немудрено, что бурный ветер Октябрьской революции дошел до него лишь... 28 января 1918 года, то есть только через три месяца после того, как уже вся Россия стала новой, молодой, красной...

Имевшиеся в городе и уезде большевики, крепко не спаянные, одиночные, не могли собственными силами разогнать «помещичье-социалистический» чад, окутавший родной край, и только силой губернской власти при поддержке Краснохолмского отряда 28 января удалось разогнать «канительщиков». Надо сказать, что последние не сопротивлялись особенно бурно, должно быть, потому, что в наследство новой власти, власти рабоче-крестьянской, советской, они оставляли несколько уже недымивших, покосившихся и никуда не годных помещичьих винокуренных заводов, да 522 057 рублей 68 копеек... долга земской управы разным учреждениям и лицам.

Это добро, да несколько чернильниц и ручек — вот все трофеи, доставшиеся после «панства» рабочим и крестьянам Весьегонцам.

Неимоверно тяжелы были первые шаги молодого Совета. Царствовавшие до 28 января паны сумели так замутить головы Весьегонских простачков и наговорить столько небылиц о большевиках глупым бабам, что, как только ушел вооруженный отряд в Красный Холм, Весьегонский исполнительный комитет без гроша в кармане очутился перед явно враждебной стеной врагов, смотревших на Совет, как на явление временное, на случайность, которая произошла, но скоро и «выдохнется».

И только горячая вера в торжество и правоту пролетарской революции, железная дисциплинированность в отношении требований партии давали силы местным работникам бодро смотреть вперед и неуклонно проводить в жизнь то евангелие, которое возвестила освобожденному подъяремному народу истинно народная советская власть.

Тем временем, когда все советские работники были заняты очисткой оставленных в городе панами конюшен, в которые они превратили все учреждения и органы управления, когда приходилось копейку за копейкой выбивать из буржуазии для создания народной кассы, могущей помочь в деле проведения поставленных Совету задач, — все еще надеющиеся на перелом в свою сторону враги рассыпались по уезду и ядом злостной клеветы, морем провокации залили мозги растерявшегося Весьегонского обывателя, совсем сбитого с толку массой впечатлений и бездной слухов. Работа врагов начинала давать результат.

В первых числах июня в Весьегонский Совет начали поступать из ряда мест уезда и главным образом из Чамеровской волости письменные просьбы голодающих бедняков об обуздании аппетитов почуявших вдруг силу кулаков. В этих криках о помощи ясно чувствовалось, что не знающая пощады кулацкая рука снова хладнокровно зажимает горло деревенского бедняка, берет его в кабалу и снова делает своей вотчиной села и деревни. В связи с начинающимся контрреволюционным движением по Советской республике, когда известные лица и группы, еще не добитые вставшим у власти пролетариатом, стали вдруг заметно шевелиться на всем фронте, в один тон с ними заскрипели и смазные сапоги Весьегонских кулаков, вышедших, как Лазарь из гроба.

Кулак пробудился... Сладко расправил свои руки, надел смазные сапоги, помазал волосы лампадным маслом, повесил на жилете цепочку, осенил себя широким крестным знамением и не спеша принялся за свое так хорошо знакомое ремесло: драть семь шкур со своего ближнего. — Довольно царствовать этой голи! Полно гневить бога-то! Пора начинать жить по-старому...

Так сказал Весьегонский толстосум Тит Титыч и, щурясь на весеннее солнышко, уже строил планы:

«Вот заставлю эту сволочь построить себе двухэтажный дом, покрою его листовым железом, открою трактир, заберу в руки всю волость — и сразу сопьются все подлецы. Даст бог, скоро заведем и урядников и становых, будет опять волостное правление и снова я, Тит Титыч, буду стоять в церкви на первом месте у самого клироса и опять мне первому будут выносить просвиру и не в очередь давать лобызать святой крест и евангелие».

Сладко жмурил глазки на солнышко Тит Титыч в надеждах на вольную кулацкую волюшку, а жена его уже начищала самовары для дорогих гостей кулака, перетирала образа и посуду и примеряла вытащенные из подвала солопы.

«Скоро и я буду опять первая на деревне, снова будут издалека кланяться мне мужики и бабы, а прохожие монахини — молить бога за мою щедрость и здоровье», — думала жена кулака, Матрена Саввишна.

Так нежно баюкали себя надеждами милые супруги и не думали, что кто-то разобьет их «скромные» планы...

Но не спали те, кому пришлось бы с осуществлением планов Титыча строить ему дома, спиваться в его трактире и издали ломать шапку перед его женой.

Выпутавшейся из паутины мухе тяжело обратно лезть в сети...

Бедняки знали, что у них есть Совет, который не допустит быть первым в деревне Титу Титычу, не посмотрит ни на смазные сапоги, ни на цепочку и так тряхнет в последний раз паука, что у него не хватит больше сил плести паутину.

Знали это бедняки и со своим горем пошли к Совету.

Вот что они рассказали здесь.

«Голод обрушился на нас, и кулаки со своими прихвостнями обрекают нас на голодную смерть. Волостное общее собрание постановило не давать хлеба голодному населению, а особенно нам, тогда как наши деревни находятся на песчаных местах на берегу реки Мологи. Бороться с кулаками мы бессильны, так как сытые селения затыкают рот своей бедноте, дабы она не дала голоса в защиту голодающих других мест. Мы просим прийти на помощь в нашу Чамеровскую волость, где хлеба достать можно, но он пока лежит под прессом буржуазии. Мы твердо надеемся, что наши товарищи, стоя на защите бедноты, не откажут нам, и совместно с ними мы как один человек пойдем защищать себя от голодной смерти. Просим не отказать в поддержке, потому что хлеб ежедневно увозят. Нами были приняты меры на всех дорогах и пристани, но везде не усмотришь, волость велика, а хлеб уходит. Дайте нам красную боевую армию и мы сломим буржуазные запоры и их западни, где спрятана жизнь голодающих людей».