Владимир Зюськин - Истребители танков

Такая сцена хороша для комедии, а тут не до смеха. Пришлось Фазлутдинову учить бедолагу тому, как надо управляться с обмотками.

Пока в каждой батарее соревновались за лучший расчет, командирам удалось «выбить» дополнительное количество снарядов. Объявили, что учебную стрельбу будут вести все расчеты: на каждую пушку отпущено по три снаряда.

Этот день для полка стал настоящим праздником. С утра с музыкой и песней направились за город. Пушки, шанцевый инструмент на этот раз казались необычно легкими.

По команде «Огонь!» подпрыгивают пушки, и эхо разносит гром залпов далеко окрест. Командиры придирчиво осматривают продырявленные мишени — фанерные щиты. Выявляют самых метких.

Слегка оглохшие от грохота, возбужденно обсуждая стрельбу, возвращаются бойцы в казармы. Бригада была уже сформирована и не умещалась в клубе, пришлось занять близстоящие дома, поставить палатки.

В этот день отличились и повара — приготовили вкусный ужин, так что праздник завершился на славу.

На другой день в каждом расчете был проведен тщательный анализ стрельб. Командиры дали небольшой срок для исправления допущенных ошибок. И бойцы почувствовали, что недалек тот день, когда им придется встретиться лицом к лицу с завоевавшим полмира врагом.

28 июня 1942 года. Время подъема в тюменских казармах еще не наступило, но Фазлутдинов уже проснулся и с удивлением смотрел на рядового Степанова, который, вернувшись с ночного дежурства, не бросился на кровать, а начал тщательно бриться и подшивать к гимнастерке свежий подворотничок.

— Ты что, на свидание собрался? — спросил Лутфей шепотом и еще больше удивился, услышав в ответ взволнованное:

— Я стоял на посту у штабной машины и помогал командирам укладывать деловые бумаги. Выходит, снимаемся… Проститься надо с Надей…

Как ни старался боец, сдавший на пост, не будить товарищей, но тихий голос его был услышан не только Фазлутдиновым.

И вскоре в казарме уже никто не спал. Все были возбуждены, испытывая противоречивые чувства: наступил день, который ждали — но сколько жизни отпущено после него?

И вот подъем по боевой тревоге. За время обучения таких тревог было множество. Однако на этот раз приказано привести в порядок место стоянки: чтоб ни одной соринки! После завтрака — новый приказ, который не стал неожиданностью: побатарейно везти пушки на станцию.

К вечеру погрузку орудий закончили. И два состава загремели на запад — в ту сторону, откуда пришла война. Бригада выехала на фронт в составе 4-й истребительно-противотанковой дивизии.

Поезда шли на большой скорости. Готов обед, но нет возможности на ходу раздать его по вагонам. Это удалось сделать лишь на короткой остановке, когда меняли паровозы. Разносчики больших обеденных термосов действовали сноровисто.

Более длительная остановка произошла в Челябинске, где приняли пополнение.

Промелькнули Уфа, Ульяновск, Рязань. Утром остановились на подмосковной станции. Здесь узнали о том, что штаб бригады расформируется. Бригада получила наименование «отдельной».

Прозвучал приказ выгружаться. Пешком двинулись в бывший летний лагерь Пролетарской Московской дивизии. Пришли и опешили от увиденного: казарма прошита пулями, кое-где обуглена. Стоящие рядом строения изувечены снарядами. Дыры залатаны на скорую руку. На земле валяются стреляные гильзы от отечественных и немецких патронов, вражеские каски, противогазы.

Лагерь находился на временно оккупированной территории. Здесь осенью 1941 года шли яростные бои.

Необстрелянные солдаты смотрели на мелкие, наспех вырытые окопчики, стараясь представить в них людей, всю картину боя. Радист Юрий Рожин заинтересовался валяющейся коробкой противогаза и уже наклонился, чтоб поднять ее, но проходивший мимо старший лейтенант резко остановил его, а потом чуть мягче объяснил:

— Фашисты — мастера на всякие ловушки. Тронешь коробочку и — взлетишь на воздух. Вообще, не ходите далеко от казармы. Здесь еще много невзорванных снарядов, мин, гранат.

В этом лагере бригада пробыла недолго. Остановку в Апрелевке сделали, чтоб доукомплектоваться техникой и людьми. Особо тяжелое положение сложилось с машинами для перевозки пушек и других орудий. Несколько английских автомобилей марок «Остин» и «Бикфорд», поступивших в распоряжение бригады, помогли лишь частично. Пришлось послать бойцов с приказом задерживать любые грузовики с гражданским грузом.

В числе тех, кто выполнял эту задачу, были младший сержант Марфин и рядовой Фазлутдинов. Они долго стояли на обочине дороги. Машин много, но все военные. Наконец показалась видавшая виды полуторка с кабиной из фанеры. Она везла доски, на которых сидели два грузчика.

Когда военные остановили машину и приказали разгрузиться и следовать на станцию, водитель, мужчина средних лет, посмотрел растерянно, но подчинился беспрекословно.

К утру бригада была полностью укомплектована техникой. Увеличили до полного штатного расписания и личный состав. Снова поезда с курьерской скоростью понеслись на юг. Везде им светил зеленый свет. Города, станции только мелькали. Позади остались Рязань, Ряжск, Мичуринск. Движение продолжалось без остановки и ночью. С неба составы прикрывали истребители.

Бойцы сосредоточенно молчали, а если и переговаривались, то лишь пытаясь угадать конечную станцию.

На рассвете прибыли на большую узловую станцию Грязи и ужаснулись тому, что по всей станции в пыли и грязи лежали трупы людей, лошадиные туши. Бинты, лекарства, продукты, овес — все перемешалось.

Как выяснилось, накануне здесь скопилось несколько эшелонов с пехотой, кавалерией, продуктами, медикаментами. Немецкие бомбардировщики налетели перед самым прибытием составов с бригадой…

Вот оно, настоящее лицо войны, каждая черта которого — смерть и разрушение. Сжав зубы, смотрел Фазлутдинов на солдата, лежащего ничком в неловкой позе, закрывшего голову рукой да так и оставшегося недвижимым; на лошадь, хрипящую в предсмертных судорогах; на руку, оторванную взрывом и валяющуюся на земле, словно сухая ветвь в лесу…

Фазлутдинов стоял в оцепенении посреди кровавого месива, пока не прозвучал приказ помочь станционным рабочим восстановить взорванные участки пути. С этой работой справились быстро, и снова застучали вагонные колеса.

Когда эшелоны были на пути к станции Усмань, далеко в небе возникли четыре точки. Они приблизились и превратились в самолеты со зловещими крестами. Два наших истребителя ринулись в бой, но не смогли помешать «мессершмиттам» обстрелять составы. Боец, сидевший неподалеку от Фазлутдинова, застонал. Рукав его гимнастерки окрасился кровью.