Виталий Станцо - То был мой театр

И вот таким пацаном - не премьером (премьером у нас был Андрюшка Вейцлер), но одним из лидеров ребячьего самодеятельного театра, в третий раз иду смотреть "Сирано" у вахганговцев. Подфартило: Андрюшка через отца хорошие билеты достал - впервые буду смотреть "Сирано" не с галёрки, а из партера, и не смущает меня, что ботинки каши просят, что сыро в них, как на кладбище, - это дело привычное.

Покупаем программку: Сирано играет Любимов - не Народный артист, а всего лишь Заслуженный. Огорчился - в то время мы безоговорочно верили в справедливость иерархии званий. Пацаны! Андрюшка, будущий драматург, витийствует на эту тему, а я утешаю себя тем, что ладно, хорошо это или плохо, но увижу ещё одно исполнение любимой и недоступной, а оттого - самой заветной роли. И Роксану играет симпатичнейшая Л. В. Целиковская, почти столь же обворожительная, как в довоенной кинокомедии "Сердца четырёх"...

Очень мне не понравился Сирано у Юрия Петровича. По другим спектаклям этого театра (а был, естественно, и вынужденный проходняк) я знал, что его амплуа - первый любовник. Играл он и бравых офицеров, и передовиков производства. Олега Кошевого в "Молодой гвардии" играл и Моцарта в пушкинских "Маленьких трагедиях" (но это позже, тут на моё неприятие, видимо, наслоилось впечатление, о котором рассказываю подробно) и - ни в одной роли лично мне артист Ю. Любимов не запомнился. Не тронул.

В героической комедии Ростана играл он прежде всего страдальца - страдальца от ущербной внешности и от неразделенной любви, от вечного безденежья и безвременья. И ещё чёрт знает от чего. Поэт, герой, учёный - всё разнообразие романтически выписанной личности ушло на второй и на третий планы, скомкалось, скисло. Я готов был топать ногами - жаль было своего Сирано, ибо любимовский был явно не тот! Мне - тогдашнему -и в голову не приходило, что он - третий исполнитель роли! - не мог, не имел права играть её так, как Симонов или Астангов, что он обязан был искать свои краски, пусть с чьей-то точки зрения и не слишком удачные.

Но - введите поправку на мальчишеский максимализм...

Так, не успев познакомиться с актёром Любимовым, я с ним "раззнакомился". С этого вечера и на десять лет вперёд невзлюбил его, и эта нелюбовь длилась до того субботнего дня; зимой 1964 года, когда вместе со своими студийцами вышел он на поклоны после "Доброго человека из Сезуана". Было это в четверть четвертого часа дня 30 января 1964 года. Точную дату запомнил потому, что попал на "Доброго" лишь на дневной спектакль в собственный день рождения, в день, когда мне исполнялось 25 лет, а назавтра, в воскресенье, на вахтанговской сцене уже шёл обычный вахтанговский спектакль. Точность времени гарантируется пометкой на таганских уже программках "Доброго человека из Сезуана": продолжительность спектакля 3 часа 10 минут. Пять минут накинул на аплодисменты. Они прерывали спектакль, да и сейчас еще прерывают, не меньше десяти раз. Тогда, думаю, было больше...

В те времена проблемы билетов для меня не существовало. Не потому, что был куда-то вхож - просто умел мастерски "стрелять" лишние билетики. Приезжал к театру заранее, присматривал двух-трех дев-дурнушек: хотя бы у одной ни них в конечном счете лишний билетик оказывался. Ловились и два - в разных местах, разумеется, но младую мою супругу тогда это не слишком огорчало.

На студенческий спектакль "Добрый человек из Сезуана", памятуя о завтрашнем моем юбилее, мы попытались попасть вечером в пятницу 29 января. Билетов не достал! - чуть ли не в первый раз за всю мою театрально-стрелковую практику. Ушли ни с чем, назавтра днем повторили все сначала. Разжились двумя билетами в последнем ряду балкона.

Поначалу, естественно, двинулись в партер: мало ли... Кто-то не придет, кто-то опоздает, тут уж не зевай. Прозевали. Упустили свой шанс, если он и был, в чем я не уверен. Отвлекла сцена. Занавеса не было, но не было и бруковского пустого пространства (впрочем, я не уверен, что тогда уже читал книгу известного английского режиссера; думаю, это случилось позже). Сцена была, можно сказать, обнаженной, но то была привлекательная нагота! По верху - светло-серая холщовая полоса с надписью, как в кино: "Добрый человек из Сезуана". Слева - такой же по почерку плакат: "Театр улиц" и абрис дерева, похожий на лестницу. Справа портрет немолодого ухмыляющегося мужчины в очках и надпись: "Б.Брехт" - мы еще не знали Брехта в лицо... Желтый задник, черная занавеска у правых кулис, обтянутые парусиной невысокие параллелепипеды по полу - вот и весь реквизит. Но почему-то хотелось его рассматривать. Мы тогда еще не привыкли к спектаклям без занавеса, к возможности "пощупать" будущий спектакль до начала...

С третьим звонком строгая билетерша вытурила нас из партера -помчались на балкон. Едва успели присесть, свет начал гаснуть, и на сцену выбежали полтора десятка таких же, как мы, ребят и девчонок. В обычных, совсем не театральных, чрезвычайно будничных платьицах и костюмах, а один - так просто в драном пиджачишке и фуражечке на немецкий лад.

Старше других выглядела стройная темно-русая женщина и длинном черном платье, с чрезвычайно строгой прической и горестными глазами. Вся геометрически выверенная, натянутая по вертикали и - ломкая. Позже мы узнали, что это - Алла Демидова в роли госпожи Янг. Весь спектакль, все сотни спектаклей она будет такой же - напряженной и ломкой, натянутой от неестественности, безнадежно антипатичной. Но это будет потом. А пока молодые актеры сгрудились у рампы, над их головами возникла черная доска с надписью: "Пьеса-притча в 3-х действиях. Исполняет студийная труппа". Замечаю, что у двух ребят в руках инструменты - аккордеон и гитара, и тут же забываю об этом, потому что один из исполнителей уже повел монолог. Неожиданный монолог! К нам, зрителям, обращается он со словами: "Вы, артисты..." Это брехтовские слова, это заявляется его взгляд на театр:

"Вы, артисты, устраивающие свои театры в больших домах, под искусственными светочами, перед молчащей толпой, - ищите время от времени театр улиц, повседневный, тысячеликий и ничем не прославленный, но зато столь жизненный земной театр, корни которого уходят в жизнь улицы.

Здесь ваша соседка изображает домохозяина, ярко показывает она, как он старается замять разговор об испорченном водопроводе. Перед вами изображающий показывает чужого ему человека, он отнюдь не сомнамбула, которую нельзя окликнуть. Окликните его, и он ответит вам спокойно - и продолжит, побеседовав с вами, свой спектакль. А в скверах молодые люди изображают девушек, как те по вечерам отстраняются, защищаются, но при этом ловко показывают грудь. Как полезен и нужен такой театр, как он серьезен и весел, и какого достоинства исполнен!"...