Андрей Кочергин - Как закалялась сталь-2 и 1/2

Это был мой Олаф — долгожданный щенок бультерьера. Мальчик, родившийся от мегачемпио- на мира Бриза и знаменитой Рипли, взбалмошной бультихи, которая лазила по наклоненным деревьям, уничтожала кошек и нападала даже на детские велосипеды.

Полное имя моего пса было Олаф каас де Клер, но мы звали его просто Олаф, а потом Олафацик, а приглядевшись к его повадкам, стали звать просто Фацик.

Взрослые собаки никогда не кусают щенков. Они могут что-то напутать и кинуться к малышу, приняв его за мелкого соперника, но, тут же учуяв детский запах, смущаются и стыдливо отбегают в сторону. Это касается всех собак… исключая щенков бультерьера. Что тому виной, сказать трудно, очень может быть, что столь странного вида животные были получены не вполне обычными методами селекции. Может быть, уже в детском возрасте от них пахнет будущей агрессией — все может быть. Нам трудно — если вообще возможно — это постичь.

Но факт остается фактом. На собачьей площадке взрослые кобели рвали моего пятимесячного щенка в мелкие лоскуты с самого первого дня. Он огрызался как мог, не скулил и не рычал — он именно кричал от ужаса и боли, клацая еще детскими зубами.

— Ты чего не остановишь — убьют ведь собачонку?

— Чей это овчар, пусть тот и останавливает. Моего не убьют!

После первых прогулок я нес Фацика на руках, перемазавшись кровью. Квартира начинала напоминать фронтовой блиндаж. Промывание ран, повязки, уколы и прочие чудеса полевой медицины. Так, без особых изменений, мы гуляли буквально месяцев до десяти. Как-то постепенно количество нападений уменьшалось, потому что щенок явно возмужал. Он еще не мог оказать реального сопротивления взрослому ротвейлеру или доберману, но уже мало походил на затравленного мальчика для битья.

Пса звали Рой, это был тот самый кобель немецкой овчарки, который порвал Олафа в самый первый раз и драл его с периодичностью письма из армии, то есть раз в неделю. Он то ли был вывезен летом на дачу, то ли гулял некоторое время на другой площадке, но они не виделись около трех месяцев.

Перемены, произошедшие с Фациком, никак не поменяли привычек Роя. Обоссав все самые козырные углы и гордо пройдя посередине стаи резвящихся псов, он вдруг резко кинулся к угрюмо стоящему в стороне булю. Сознаюсь, у меня сердце сжалось. «Да сколько же можно?!» Не успел я это процедить сквозь зубы, как увидел то, что потом долгие годы сводило меня с ума.

Вы видели, как дерутся бультерьеры? Нет, не матерые и гибкие питбули, не хитрые алабаи и не тяжеловесные кавказцы? Вы видели, как атакует сгусток энергии высотой с детскую табуреточку и с пастью в треть собственного размера?!

Рой не успел даже припасть на лапы, он только дернул головой в сторону Фацика, как тот, не издав ни единого звука, взорвался, взлетел с четырех лап и буквально сшиб овчарку ударом пасти, схватившей добрую половину головы противника. Рой был могучим псом, он сумел встать и попытался стряхнуть Фацика, но тот начал буквально пережевывать его голову, раздирая череп рывками в стороны.

Хозяин Роя сначала опешил и вдруг резко превратился из самодовольного увальня в плаксивую истеричку.

— Остановите, прекратите, хватит — убьет ведь!

— Не убьет. Моего же не убил за эти полгода…

— Стоп, стоять!

И вдруг мужик начал бить моего пса ногами и рубить по голове металлическим поводком, сделанным из тонкой цепи. Я даже не успел сообразить, как именно оказался рядом. Окровавленный Фацик рвал визжащего от ужаса Роя, а я пинал осевшего и мычащего хозяина.

— Не надо собачек по глазам цепью!.. Не надо, нехорошо это! Забирай свой кусок позора. Ему нужно полбашки на место пришить. Если нужны деньги на операцию, вот мой номер, по нему же можно меня найти, если у нас остались какие-либо проблемы.

Ему было тогда чуть больше десяти месяцев, по собачьим меркам — взрослеющий подросток, он шел домой с таким ликованием, так крутил изрубленной головой, что казалось, он кричал: «Это мой мир! Я получил право в нем жить!»

Я никогда не стравливал собак, считая это извращением и неоправданной жестокостью. Но и не разнимал собак, если с той стороны был достойный пес, а не коврик прикроватный. Псы сами решат свои дела — кто дал мне право мешать им это сделать?

После этой первой драки Фацик дрался, как гладиатор. Причем, в силу нордически-тормозного спокойствия, он не задирался, а всего лишь моментально реагировал даже на мимолетную агрессию в свой адрес.

Однажды его придавил к земле и схватил за голову огромный кавказец, причем вся голова буля поместилась в пасти овчарки. Я опять-таки не вмешивался, хотя кавказец явно пытался сломать Фацику шею, крутя и прижимая туловище к земле. Буль просто хрипел, но это был голос именно ярости. Я слышал это и, как ни суетились вокруг собачники, стоял и молчал — сами разберутся.

Через пару минут кавказец задохнулся и как- то обреченно выронил голову противника из своей необъятной мясорубки. На землю упал не пес, на землю выпал воплощенный ужас, просто дух боя. Вся морда Олафа была в крови и слюне, мокрая шерсть стояла дыбом, разодранные глаза превратились в окровавленные щелки. Казалось, от дикого напряжения собака стала просто чугунной и раскаленной.

Перестав хрипеть, Олаф приземисто осел, встряхнул головой и вдруг рванулся вперед, как снаряд. Кавказец, приняв удар, пошатнулся и попытался подставить бок, пряча голову и горло. Пролетев мимо горла, буль оказался у задней ноги и, ни секунды не раздумывая, вцепился в основание хвоста. Пес обреченно пошатнулся и упал кульком, все, включая меня, кинулись ему на помощь.

Я придушил Олафа поводком и снял с противника. В итоге хвост у кавказца купировали, он был сломан… А мой боец при прочих резонах выбирал для атаки именно основание хвоста.

Нравилось ли лше, что мой пес дерется? Если совру, что нет — не верьте, я точно знал, что он победит, хотя практически во всех эпизодах он был и легче и мельче тех ротвейлеров, овчарок и алабаев. При этом меня очень радовало, что он никогда не лаял, не рычал и не провоцировал собак на драку.

Они обнюхивали его и вдруг поднимали шерсть дыбом ОН ПРОСТО БЫЛ ДЛЯ НИХ ДРУГОЙ — он был чужой для всех! Окружающий мир не хотел его — он был либо один, либо дрался. Так дошло до того, что при нашем появлении бравые собаководы собирались домой, утаскивая на поводках своих явно не декоративных псов. А на выставке эксперты давали первые премии и, вздохнув, всерьез обещали снимать их, если добавится еще один шрам, совершенно очевидно предполагая, что я зарабатываю деньги на собачьих боях. Но Олаф был моим братом. Делать деньги на крови близких — это мерзко!