Атма Ананда - Рамана Махарши: через три смерти

Впрочем, впоследствии Наккирар написал прекрасную поэму и тем самым освободил из плена не только себя, но и всех остальных узников. Нечто подобное случилось также с одним из преданных самого Махарши, хотя он и назвал свой возврат в мир «воскресением».

«Махарши вдохнул в меня новую жизнь», – так начинает свои воспоминания Читтур Нагаях, для которого когда-то весь белый свет померк вместе со смертью любимой жены. Хотя он пытался читать духовные книги, тем не менее мысли о ней погружали его в пучину скорби. Друзья решили развлечь его, попросив устроить музыкальный концерт, но только растравили ему душу воспоминаниями о тех счастливых днях, когда они вместе с женой забывали весь мир, растворяясь в наплывах чарующих звуков. Сознание заполонили одни воспоминания, а настоящее было пусто и мрачно.

Наконец, никому ничего не сказав, Читтур покинул опостылевший дом и отправился в Раманашрам, который показался ему раем на земле. Пространство вокруг Махарши дышало покоем, и его расстроенный разум получил отдохновение от переживаний. Читтур подружился с Полом Брантоном, и время текло счастливо. Однако вскоре родственники разыскали его и принялись уговаривать вернуться домой, поэтому после долгих колебаний Читтур обратился к Махарши за советом, и тот ответил: «Да, тебе лучше уехать. Много еще неоконченных дел ждет тебя в миру…» Тогда Читтур удивился этим словам, но понял их смысл позже: судьба привела его в мир кино, где его ждала настоящая слава.

В древних текстах утверждается, что познавший Брахмана никогда уже не забудется вновь, но ведь это касается только окончательно просветленных. Что же до тех, кто сподобился лишь проблеска истинной реальности, то они вполне способны вернуться к прежней жизни. Однако есть ли какая-то разница между тем, кто никогда не имел ни малейшего представления об ином опыте, и тем, кто нашел и потерял истинное состояние бытия? Махарши считал, что такая разница есть, ибо в последнем случае в человеке навсегда остается некий духовный порыв, или стимул, исподволь побуждающий его к поискам Брахмана. Другой вопрос – как же человек вообще может забыть истину? В качестве примера Махарши рассказывал такую историю.

В некотором царстве один министр начал злоупотреблять доверием царя, что, естественно, не понравилось остальным министрам. Тогда они перестали допускать его ко двору, а царю доложили, что он умер. Но отставной министр все же пытался добиться аудиенции: однажды он перелез через забор в царский сад, но придворные поспешили уверить царя, что перед ним всего лишь призрак. Тогда несчастному ничего не оставалось, как стать лесным отшельником, что он и сделал. Как-то раз царь отправился на охоту и набрел на своего бывшего министра, погруженного в глубокую медитацию. И хотя на сей раз царь был без свиты, завидев «призрак», он поспешил прочь, пока тот не начал приставать к нему. Так и духовно ищущий может уверить самого себя, что полученное им откровение – всего лишь сон или игра воображения, не более того…

Даже, казалось бы, продвинувшись по духовному пути достаточно далеко, когда свет и тишина стали постоянным состоянием души, человек продолжает встречать развилки и перекрестки, способные увести его в сторону и даже повернуть назад. Здесь нужна постоянная бдительность, ибо вы очарованы новым состоянием, но внутри продолжают дремать прежние желания, и в любой момент они могут пробудиться и заставить вас выполнять действия, которые давно уже стали не нужны. В индийской философии семена желаний называются васана, и считается, что недостаточно изменить поведение, а нужно искоренить сами тенденции. Пытаясь объяснить разницу между манолайей (успокоением разума) и манонасой (уничтожением разума), Махарши рассказал следующую историю.

В течение долгих лет йогин совершал подвижничество на берегу священной реки Ганги и достиг высокой степени сосредоточения, так что мог оставаться погруженным в себя продолжительное время. Однажды, прежде чем войти в самадхи (здесь: состояние предельной концентрации), он послал ученика принести воды. Однако тот, вернувшись, нашел учителя полностью неподвижным и безучастным. Прошли годы, и наконец йог подал признаки жизни – он открыл глаза и произнес: «Воды, воды!» Но возле него давно уже не было ученика, да и Ганга сменила русло и скрылась из виду.

По словам Махарши, пока йог находился в самадхи, чувство жажды продолжало тлеть в его теле и в конце концов привлекло его внимание к внешнему миру, а если бы он думал только об освобождении, то достиг бы реализации очень скоро.

Точно так же Махарши истолковывал подлинный смысл многих священных преданий, которые кажутся простыми сказками.

Например, в Рамаяне есть известная история о том, как Ахалья, верная жена мудреца Гаутамы, была обманута оборотнем, принявшим облик ее мужа. Узнав об измене, мудрец проклятием обратил ее в камень и только потом понял свою ошибку. Но слово мудреца не может отменить даже он сам, ибо оно само по себе имеет силу, поэтому ему пришлось добавить условие освобождения: когда на земле воплотится бог в образе Рамы и пыль с его стоп освятит тело несчастной женщины, проклятие будет снято. Так все, конечно, и случилось.

Преданные спрашивали Махарши, неужели она на самом деле превратилась в камень, а потом снова в женщину, и тот растолковал, что в этой истории подразумевалось состояние не тела, а разума. «Окаменелость» означала только то, что Ахалья потеряла сознание Самости и стала «тупой» подобно камню. Но поскольку всю свою прежнюю жизнь она была преданной Рамы и поклонялась ему как воплощению Самости, его явление мгновенно восстановило ее сознание Себя.

Вы можете встретиться и с прямо противоположным опытом, когда при всей видимости захваченности событиями внешней жизни человек остается полностью осознанным, не теряя сосредоточения на истинной сути происходящего, и ничто не может сбить его с пути истинного. В индийской традиции существует немало преданий о тех, кто оставался в миру, не будучи затронут миром, и Махарши любил рассказывать одно из них.

Кадувели Сиддхар прославился строгостью подвижничества, и царь захотел испытать его: он послал прекрасную танцовщицу, поручив ей соблазнить мудреца. Через год она вернулась и сообщила царю, что у них родился сын, и государь велел ей предоставить доказательство падения подвижника всему народу. Тогда она принялась танцевать на площади, а тем временем ребенок, оставленный в лесу с отшельником, стал плакать от голода. Недолго думая, мудрец запеленал его и понес к матери, пробираясь сквозь окружившую ее толпу, и народ принялся потешаться над ним. Но он остался безучастен к насмешкам и запел песню на тамильском языке: «Мой разум давно свободен от помыслов и привязанностей, и если это правда, что день и ночь я погружен в созерцание Самости, пусть сгорит каменный идол в храме!» Немедленно каменная статуя оказалась охвачена пламенем, и народ в смятении и почтении расступился перед мудрецом.