Константин Кайтанов - Мои прыжки. Рассказы парашютиста
Помощь проекту
Мои прыжки. Рассказы парашютиста читать книгу онлайн
Вихрем взметнулась пыль за хвостовым оперением самолета. Все ускоряя свой бег, машина стремительно понеслась по дорожке и, далеко не добежав до ее конца, оторвалась в воздух.
Аэродром, товарищи — все осталось на земле. Я не успел обернуться и заметить их, как машина уже вошла в туманную дымку. Земля скрылась из виду.
Высота 6 000 метров.
После нестерпимой жары на земле теперь было приятно чувствовать прохладу, впрочем, резко перешедшую в холод. Я быстро почувствовал легкий мороз.
Стрелка альтиметра показывает 10 000 метров.
Чувствую себя настолько хорошо, что решаю испытать термос доктора Андреева, наполненный горячим кофе.
«Хорошо, — подумал я, — глотнуть горячего кофе на высоте, где температура упала ниже сорока пяти градусов!»
Взяв трубочку в рот, я потянул в себя кофе, но оно почему-то не шло.
— Не действует, — говорю я себе, — обойдемся и без кофе.
Подъем продолжался. Стрелка показывала уже 11 000 метров.
Пора готовиться.
Я включил кислородный прибор № 1, укрепленный в кармане моего комбинезона, и сразу почувствовал усиленный приток газа. Стационарное питание кислородом в самолете можно было выключить, что я и сделал. Вслед за этим включил второй прибор, укрепленный на себе. Он также работал великолепно.
Все было готово.
Я поднялся, чтобы открыть целлулоидный обтекатель кабины, накрывавший меня, но мощная струя воздуха крепко пригнетала его по горизонтали. Кроме того, он, должно быть, крепко замерз. Но выброситься ведь мне нужно.
Я упираюсь, пытаясь поднять козырек, и все же ничего не получается.
Опасаясь потерять высоту, я всем плечом надавливаю на раму и с огромным усилием сокрушаю целлулоид.
«Готов к прыжку», сигнализирую я Скитеву.
Он развернул самолет в спираль, уходящую ввысь.
Термометр показывает минус 56°.
Вторично нажимаю кнопку сигнала: «Прыгаю».
Сажусь на борт кабины и вываливаюсь головой вниз.
На мгновенье что-то белое сверкнуло перед глазами. Падаю камнем, не видя земли, спиной вниз. Скорость падения усиливается. Так лечу 10–12 секунд, рассчитывая 1 000 метров пролететь затяжным прыжком.
Тяну вытяжное кольцо. Парашют раскрывается — меня точно вздергивает. Я повисаю в мертвой тишине необозримого воздушного пространства.
Осматриваюсь. Самолета не видно. Внизу — туманная дымка, над головой парашют. Шелковый полукруг сдерживает быстроту падения. Все спокойно. Я снижаюсь к земле.
Вдруг я почувствовал, что левая рука совершенно одеревянела и вытянулась, как палка. Я пытаюсь пошевелить пальцами, но замерзшие суставы мне не повинуются.
Пробую согнуть руку в кисти — тоже ничего не выходит.
«Неужели отморозил? Да, похоже, что так».
Вспоминаю, что, открывая целлулоидный обтекатель, я сорвал с руки меховую перчатку и оставил ее в кабине самолета.
— Ясно, отморожена, — говорю я себе.
Снижаясь постепенно к земле, я почувствовал, как заныли мышцы живота оттого, что я принял неудобное положение. Однако усиливающаяся боль в руке заставила меня забыть обо всем.
Боль становится нестерпимой. Кажется, что кто-то тупым ножом пытается распилить ее на куски. Боль, расходясь по всему телу, доходит до сердца.
— Не может быть, чтобы рука замерзла, — пытаюсь убедить я себя еще раз. И начинаю размахивать рукою из стороны в сторону, как маятником. И вдруг будто тысячи невидимых игл вонзились в мое тело, причиняя невыносимую боль.
«Теперь, — думаю, — нет никаких сомнений: отморозил».
Стараясь отвлечься от боли, гляжу на землю, знакомую мне по очертаниям перелеска, линии железной дороги и шоссе, проходящих рядом. Замечаю, что меня сносит в сторону, параллельно железной дороге, по которой весело бежит поезд.
Но мне было не до него. Рука ноет, в плече страшная боль.
Снизившись до 4 000 метров, чувствуя жару, я снял с лица кислородную маску.
В это время над головой раздался гул звенящего металла и по куполу скользнула какая-то тень. Я поднял голову. Надо мной кружил летчик Скитев. Он провожал меня до самого приземления.
Вот уж до земли не более 1 000 метров. На лету определяя площадку приземления, вижу, что местность неровная, болотистая, с глубокими ямами, поросшими кустарником.
«Нужно открыть второй парашют».
Правой рукой взяв вытяжное кольцо, бросаю шелковый купол в сторону от себя. Подхваченный встречной струей воздуха, купол парашюта раскрывается, и я вижу, что часть строп задевает за кислородный прибор. Происходит это мгновенно.
Масса шелка, путаясь со стропами основного парашюта, уменьшает его купол.
Скорость падения начинает расти. В ушах появляется зловещий свист.
Положение становится угрожающим.
«Во что бы то ни стало надо распутать стропы».
Сделать это одной рукой невозможно. На миг забыв о том, что левая рука отморожена, я пытаюсь привести ее в движение, но острая боль заставляет прекратить всякие попытки. Боль настолько сильна, что я даже вскрикиваю, а на глазах выступают слезы.
«Что же делать?»
Пока я копошусь в стропах, земля надвигается на меня огромным, все увеличивающимся пятном.
«Что делать?»
Земля настолько близка, что я ясно различаю деревья. Вспоминаю, что у меня в кармане имеется перочинный нож. Вытаскиваю его и перерезаю стропы запасного парашюта. Купол основного парашюта едва успевает немного затормозить мое стремительное падение вниз. Еще одна секунда — и я падаю в яму, поросшую кустарником.
Последнее, что я помню, был удар боком о выступ ямы и тяжелое падение на дно.
Забытье длится недолго. Со страшной болью в руке и в правом боку, я приподнимаюсь со дна ямы накрытый шелковым куполом парашюта.
Сбросив парашют, я вижу вокруг себя несколько ребятишек. Со всех сторон бегут люди.
— Такого приземления, — говорю я себе, — у меня еще никогда не было.
Вылезаю из ямы и тут только замечаю Скитева, упорно кружащего надо мной. Видимо, обеспокоенный таким приземлением, он ждет условного сигнала.
Я машу ему здоровой рукой, и он тотчас же берет курс на аэродром.
Кто-то сдергивает с меня комбинезон, не снимает, а срывает унты. Освобожденный от всего этого, я, пошатываясь, иду к ближайшей канаве и опускаю туда отмороженную руку.
Навстречу мне бежит мой друг Миша Никитин. Следом за ним подбегают члены комиссии, Герой Советского Союза товарищ Копец, майор Котельников, Александров.
В машине меня увозят на аэродром, и через полчаса мы уже беседуем на медицинском пункте, где военные врачи Элькин и Андреев тщательно ухаживают за обмороженной рукой.