Наталья Горбачева - Иоанн Кронштадский

Местонахождение его стало известным, и 31 октября Толстой сел на поезд, с которого его и сняли в Астапове, совсем больного. В Астапово им был вызван старец Иосиф из Оптиной пустыни, но этот вызов «толстовцы» скрыли от общественности. После того как получили телеграмму, вместо отца Иосифа, который болел, решено было послать к Толстому старца Варсонофия. Конечно же он приехал затем, чтобы принять покаяние ересиарха, если он того захочет ввиду приближения смерти. Как говорил святой старец Варсонофий, «ему нужно покаяться и покаяние свое принести перед всем светом. Как грешил на весь свет, так и покаяние свое принести перед всем светом».

Посольство святого старца окончилось ничем. Отчет был таков: «Ездил в Астапово, не допустили к Толстому. Молил врачей, родных, ничего не помогло. Железное кольцо сковало покойного Толстого, хотя и Лев был, но ни разорвать кольца, ни выйти из него не мог».

Религия Толстого, поставленная перед лицом смерти, не дала ему успокоения. Последние дни его были днями человека мятущегося, не знавшего, что ему делать, судя по скупым сведениям, просочившимся из его окружения во главе с Чертковым. Покаяние Толстого явилось бы смертью тех идей, которые он четверть века распространял по всему миру. Покаяния не произошло.

Одному валаамскому прозорливому старцу было видение. Однажды, когда он стоял на скалистом острове около храма, на озере поднялась страшная буря, и он увидел несущуюся по воздуху массу бесов, впереди которой находился Толстой, который стремился к церкви. Бесы старались преградить ему путь к церкви и наконец окружили его и увлекли в пучину у самого обрыва скалы, на которой стоял храм. Старец только впоследствии узнал о смерти писателя.

Отец Иоанн был страшным противником революционеров и «освободителей» и боролся с ними с глубокой убежденностью человека, сознающего их преступность пред Богом и Россией. Не замедлили появиться гнусные клеветы и угрозы расправиться с ним, вплоть до физического уничтожения. Отец Иоанн судил об этом так: «Наша интеллигенция ни к чему не годна, это безбожные анархисты, подобные Льву Толстому, которого они обожают, а я решительно осуждаю. Они поэтому меня страшно ненавидят и готовы стереть с лица земли, но я не боюсь их и не обращаю на них ни малейшего внимания. Я им бельмо в глазу».

В 1904 году семидесятипятилетний старец тяжко заболел, и все ожидали его кончины. Но он оправился и прожил еще четыре года, которые оказались для кронштадтского пастыря годами истинного исповедничества, последнего его подвига в земной жизни. Как писал батюшке один архиепископ, «участь пророков и апостолов и прочих избранников Божиих есть и Ваша участь. Враги нашей веры злорадствуют, читая издевательства над Вашей личностью в издаваемых злодеями журналах, но радуются сему и последователи веры: они видят издевательские изображения Ваши не в смешном виде, но в венце исповедника...».

Отец Иоанн крестил долгожданного наследника престола царевича Алексея, и это вызывало язвительные насмешки. В революционные годы пастырь мужественно выступал с патриотическими проповедями и напоминал власти ее долг подавлять смуту, напоминая 13-ю главу Послания к Римлянам: «Начальник не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему зло». И из проповедей его русское начальство с удивлением узнавало, что употреблять меч обязывает сам апостол Павел. Это ли не повод к мерзким нападкам?

Масла в огонь подливала секта иоаниток, почитавших отца Иоанна за Спасителя, пришедшего вторично на землю. Он публично обличал их в соборе и предавал отлучению, не давал им Причастия. «Проходи, проходи, — говорил он, — ты обуяна безумием, я предал вас анафеме за богохульство». Но отделаться от них было не так-то легко. Они как безумные лезли к Чаше, так что городовым приходилось силой оттаскивать их. Мало того, при каждом удобном случае они кусали его, стараясь «причаститься» каплей его крови. Иоанитки доставляли батюшке много горя и неприятностей и давали обильную пищу к несправедливому осуждению его самого. Высокомерная и невежественная публика с осуждением распространяла мнение, что вокруг отца Иоанна не все благополучно, потому что он окружен какими-то кликушами, от него «попахивает изуверами и изуверками».

В чем только не обвиняли великого старца! Обвиняли в том, что он ездит к богатым, что ездит в карете, а то и в отдельном вагоне, что ходит в дорогих рясах и носит кресты, украшенные драгоценными камнями. Да, отец Иоанн нес свой подвиг не в пустыне и даже не в монастыре, а в самом водовороте мирских страстей и горя — подвиг несравненно более тяжкий и великий. Много среди его духовных чад и спасенных им было богатых людей, которые не знали, чем и отблагодарить батюшку... Один купец даже соткал на своей фабрике кусок особого бархата и сшил для отца Иоанна рясу.

Кронштадтский старец не отказывался принять искреннее приношение, чтобы не обидеть или не оттолкнуть благотворителя. Некоторые экзальтированные особы, особенно женщины, беспрерывно домогались встречи с ним и говорили: «Если ты меня прогонишь, я снова начну свою дурную жизнь и пропаду!» Батюшка, как самый любящий отец, дрожал над каждой вверенной ему душой...

Часть духовенства смотрела на отца Иоанна с оскорбленной завистью, чувствуя, что она несравнимо ниже кронштадтского пастыря в глазах народа. О них за год до смерти отец Иоанн говорил: «Господь преимущественно назирает за поведением архиереев и священников, за их деятельностью просветительною, священнодейственною, пастырскою... Нынешний страшный упадок веры и нравов весьма много зависит от холодности к своим паствам многих иерархов и вообще священнического чина». Священническая зависть к отцу Иоанну была одним из основных козырей желтой прессы.

Обезверившиеся священники жаловались на него митрополиту Исидору. Однажды он вызвал отца Иоанна и сделал замечание по поводу его дорогой муаровой рясы. Отец Иоанн молча снял дорогую рясу и оставил у митрополита. В другой раз был донос на батюшку, что он служит в чужих приходах и что у него якобы есть нарушения церковного Устава. Митрополит И сидор прочитал письменную жалобу, запер ее в свой письменный стол и вызвал к назначенному времени отца Иоанна и жалобщиков.

Когда все собрались, митрополит вынул жалобу из стола и, к своему великому изумлению, увидел, что на листе бумаги ничего не написано. То же самое увидели и жалобщики. Митрополит в недоумении спросил у отца Иоанна, что бы это значило? Батюшка помолился, и по молитве его текст жалобы снова появился на листке. Пораженный чудом, митрополит разорвал жалобу и сказал: «Служи, батюшка, где хочешь».