Ганс Шойфлер - Танковые асы вермахта. Воспоминания офицеров 35-го танкового полка. 1939–1945

Несколько секунд прошло в тревожном ожидании, затем короткий обмен взглядами и быстрое ощупывание руками всего тела. Все цело. Водитель переключился на третью передачу. Мы напряженно посмотрели друг на друга. Танк двигался. К нашему великому счастью. Несмотря на подозрительный стук с поврежденной левой стороны, казалось, что на сей раз все обошлось хорошо.

Снаружи словно разверзся ад. Гремело со всех сторон – слева и справа. Снаряды с глухим грохотом били по броне. Ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью летели на нас из окон цокольных этажей. Мы столкнулись с силами значительно превосходящего нас численно противника. Мы ощутили это.

Наш путь перекрывали перевернутые трамваи, проволочные заграждения, торчащие из земли согнутые рельсы и противотанковые орудия. Нам приходилось брать все южнее и южнее – только не идти вперед! Идти вперед означало верную смерть.

Грохот и скрежет гусениц нашего танка становился все громче и подозрительнее. В последнюю минуту мы увидели фруктовый сад, где остановились под деревом.

Хотя подразделения (35-го танкового полка) дошли до центрального вокзала, продолжали поступать донесения о численно превосходящем нас неприятеле и о том, что наступление захлебнулось.

– Танки гибнут на минах и от огня противотанковых орудий!

– Срочно требуется артиллерия!

Снова грохот разорвал воздух. Артиллерийские снаряды один за другим стали рваться вокруг. Это нас обнаружили поляки. Мы не могли двинуться ни вперед, ни назад. Сначала нам следовало попытаться исправить повреждения, но на это у нас не было времени, поскольку полки испытывали сильнейшее давление. Генерал диктовал приказ за приказом, сообщение за сообщением. Наконец в бою наступило затишье. Но едва мы открыли люки, как по броне зацокали пули. Где-то неподалеку нас подкарауливали противники со стрелковым оружием. Мы ничего не видели, поскольку стояли среди ветвей деревьев, стараясь быть незаметнее.

Передний броневой лист был вогнут; амортизатор разорван; весь металл искорежен; шасси и гусеница повреждены. Мы оторвали все, что осталось от листов металла и амортизатора, освободив гусеницу. Затем поставили два новых трака. Если нам повезет, то сможем протянуть так несколько километров. Мы вновь скрылись в чреве танка.

Мы узнали, что дивизия не может получить поддержку с воздуха. Наша артиллерия была слишком слаба, чтобы сковать своим огнем действия сильного противника. Поэтому по дивизии отдали приказ: «Вернуться на исходный рубеж!»

Подразделение за подразделением планомерно мы отступили, оторвавшись от неприятеля, и вышли из боя. Но не везде это проходило так просто. В одном месте для отступления потребовалось применить огневое прикрытие, в другом задействовать огонь артиллерии. Для нас в командной машине в это время было так много работы, что мы забыли, что и сами в трудном положении. Только когда последние арьергардные подразделения отошли, наша задача была выполнена. В этот момент попытались отойти и мы. Нам предстояло еще раз пройти через ад, через который прорвались лишь по счастливой случайности. Мы выбрали тот же маршрут – ведь он был нам уже известен!

На этот раз было приметно тихо – подозрительно тихо. Тишина действовала на наши нервы особенно после оглушительного шума. Мы чувствовали – неприятель по-прежнему тут, рядом – он лишь ожидает удобной возможности. Мы проходили то место, где ранее в нас попал артиллерийский снаряд. Еще один поворот налево, и перед нами длинная прямая дорога. Там все еще имелись дорожные заграждения; нам следовало держать ухо востро. Затем мы выйдем на финишную прямую. Мы уже тайно потирали руки от ликования. Затем раздался удар по броне в задней части. Еще один, и еще, и еще. Один за другим. Из противотанкового орудия. Двигатель тем не менее работал хорошо. Затем раздался пронзительный удар, оглушающий скрежет. Танк сделал резкий разворот влево и остановился. Подбиты в последнюю минуту! Теперь главное – быстро выбраться из машины. Следующий выстрел наверняка будет прямым попаданием. Но снаружи черт ногу сломит. Казалось, одним движением я схватил пистолет-пулемет и, выскочив из танка, бросился на землю.

Что произошло потом? Густой дым повалил из-под кормы танка. Мы подумали, что горит мотор. Но свист заставил нас насторожиться. Мы поняли, что снаряд противотанкового орудия поджег дымовые шашки. Легкий ветерок гнал дым к заграждению на дороге. То есть нам не стоило волноваться до той поры, пока дым скрывал нас и делал невидимыми для глаз неприятеля. В любом случае поляки наверняка подумали, что с нами покончено.

– Сообщение в дивизию, – начал генерал. Но ни одна рация больше не функционировала. Антенна была сбита. Шасси разрушено. Гусеница лежала, завиваясь, как гигантский металлический браслет от наручных часов. Прямое попадание искорежило корму танка.

С тяжелым сердцем мы решили оставить наш танк. Отремонтировать его здесь не было ни малейшей возможности. Мы сняли пулемет и радиооборудование и прихватили секретные документы. Время от времени нам приходилось бросаться на землю, потому что артиллерийские снаряды ложились слишком близко. Мы не относили это на свой счет, но списывали на желание уничтожить танк. Мы замаскировали его ветвями деревьев. Возможно, позднее у нас появится возможность поставить его в строй. Прикрывая друг друга огнем, мы двинулись назад от дома к дому и от сада к саду. Все вернулись к своим целыми и невредимыми.

Спать мы завалились с налитыми тяжестью как свинец телами и мозгами, в которых постоянно прокручивался богатый событиями день. Вновь и вновь мы вскакивали, пробуждаясь ото сна, и лишь постепенно осознали, что наш B-01 подбит и брошен перед польским блокпостом с настежь открытыми люками. Перед глазами представала плачевная картина. Когда я наконец широко открыл глаза и уставился в сентябрьскую ночь, мой механик-водитель растолкал меня и спросил хриплым голосом:

– Ты идешь?

Мне не требовалось спрашивать куда. Я знал, что он имел в виду.

– Я уже раздобыл эвакуационно-ремонтную машину, – сказал он, когда я встал.

В ту ночь нам удалось отбуксировать наш B-01. К моменту, когда поляки открыли огонь, было слишком поздно. Танк уже был привязан к буксирующему танку и скрыт за ним. Нам даже удалось поставить гусеницу. И хотя стальной корпус танка был местами разворочен, мы не позволили неприятелю воспользоваться его беспомощностью.

6 октября состоялся военный парад частей, захвативших Варшаву. 4-ю танковую дивизию пригласить забыли. Но 30 подбитых, а иногда сожженных танков нашего полка, растянувшихся от пригородов до центрального вокзала, напоминали участникам парада о том, кто именно первым с кровопролитными боями вошел во вражескую столицу 8 и 9 сентября.

В середине октября дивизия вернулись в свои мирные гарнизоны. Все в Бамберге с ликованием приветствовали нас, когда наши танки шли по городу, направляясь в места расположения.

28 ноября дивизия была переброшена в район вокруг Люденшайда.

То, как сердечно встречали наших танкистов, объясняет, почему многие из них осели тут после войны.

Ночами с 25 по 28 января 1940 года дивизию подняли по тревоге и перебросили в район городов Дюрен – Бергхайм. 6 февраля по дивизии объявили о 6-часовой готовности к выступлению по приказу. Отпуска отменили, а затем предоставили снова.

Наш уважаемый командир дивизии, генерал-лейтенант Рейнхардт, получивший Рыцарский крест за стремительный бросок своих частей и подразделений, покинул нас. Ему поручили командовать моторизованным корпусом. 5-я танковая бригада, которой в ходе кампании в Польше командовал генерал-лейтенант фон Гартлиб, перешла под командование полковника Брайта, бывшего командира нашего братского полка.

К началу марта 3-я рота получила новое назначение и стала частью танкового батальона, сформированного для боев в Норвегии. В составе полка сформировали новую 3-ю роту.

В это время 1-й батальон полка по-прежнему насчитывал 80 танков, из них 50 – Pz II, 22 – Pz III, 16 танков Pz IV и 4 командирских танка.

Лишь 38 танков Pz III и Pz IV были сравнимы по мощи с французскими и английскими аналогами. Враг, с которым нам предстояло столкнуться, значительно превосходил нас как количественно, так и качественно, в отличие от ситуации в Польше. Мы не могли всего этого не учитывать, но нас это не шокировало.

Пришла весна. Миновала Пасха. На Троицу «невидящее око» вышестоящего начальства открылось чуть шире, и отпуск предоставили не только десяти процентам военнослужащих, как предусматривалось графиком. Каждого дома ждала жена или «невеста».

Польская кампания, сентябрь 1939 г.

Воспоминания командира полка, подполковника Эбербаха

Несмотря на давнее ожидание, тревога, прозвучавшая 17:00 9 мая 1940 года, стала для нас неожиданностью. Прощай, отпуск на Троицу! Некоторые офицеры и солдаты уже успели уехать. Но, едва услышав новости, не ожидая соответствующих приказов, немедленно вернулись и поспешили в полк. Никто даже не подумал слова сказать о намерении продолжить отпуск.