Сара Брэдфорд - Диана. Жизнь, любовь, судьба

Диана должна была родиться мальчиком – столь желанным наследником. К той поре отношения между родителями окончательно испортились, и рождение очередной девочки их не улучшило. Семейная жизнь в Норфолке устраивала Фрэнсис на заре замужества. Но женщине с широкими горизонтами этого было мало. Жизнерадостный супруг с годами стал менее жизнерадостным, его вполне удовлетворяла жизнь сельского сквайра.

«В молодости Джонни был великолепным кавалером, – говорила его бывшая невеста, леди Энн Коук, – но потом как-то потускнел, погряз в детях и деревенских заботах».

Диана убедила себя в том, что должна быть мальчиком, а девочки – это разочарование для семьи и существа низшего сорта. «Я знаю, что в семье Спенсеров пол ребенка играл очень важную роль. Даже когда в семействе появился сын и проблема наследника больше не стояла, девочкам уделяли гораздо меньше внимания, чем мальчику. Женщины здесь всегда считались людьми второго сорта», – говорит двоюродная сестра Дианы. Долгожданный наследник Чарльз Спенсер родился в мае 1964 года. К тому моменту брак окончательно рухнул. Джонни пошел по стопам своего эксцентричного отца. Его интересовала только земля, крикет и охота. Будучи от природы человеком слабым, он очень остро реагировал на интеллектуальное и финансовое превосходство жены. Джонни и Фрэнсис постоянно ссорились, порой весьма серьезно. Фрэнсис было тоскливо с мужем, ей наскучила спокойная, предсказуемая жизнь среди норфолкского высшего света. Виконтессе Олторп было всего двадцать восемь лет, и ей хотелось расправить крылья.

Произошло неизбежное: она влюбилась в другого мужчину. С Питером Шэнд Киддом она познакомилась в Лондоне в 1966 году на приеме. В 1967 году произошла вторая встреча: Фрэнсис и Питер – она с мужем, он с женой – вместе отдыхали на горнолыжном курорте. Постепенно легкий интерес перерос в настоящую влюбленность. Фрэнсис и Питер начали тайно встречаться. Летом 1967 года Фрэнсис и Джонни решили расстаться. Старшие девочки учились в школе, а шестилетнюю Диану и трехлетнего Чарльза Фрэнсис по рабочим дням забирала в Лондон. Там дети учились в начальной школе и возвращались в Парк-хаус к отцу на выходные.

Семья на время воссоединилась в октябре и еще раз в Рождество. К этому времени мысль о совместной жизни в Парк-хаусе стала для Фрэнсис невыносимой. Она была женщиной решительной – и это качество передала своей дочери. В рождественскую пору 1967 года она окончательно решила развестись.

Но тайный роман – это одно, а официальный развод – нечто совершенно другое. В английском высшем свете тогда еще было принято сохранять семью любой ценой и не допускать скандалов и унижений, связанных с разводом. Джонни не слишком расстроился, но очень рассердился. Он твердо решил наказать Фрэнсис, причем сделать это самым показательным образом. Он не позволил ей забрать детей. Уйти она могла, но после этого стала бы настоящим изгоем. Джонни заявил, что дети будут учиться в школе в Кинге-Линн, жить в Парк-хаусе и не вернутся в Лондон.

Когда решался вопрос об опеке, Рут Фермой приняла сторону зятя и свидетельствовала против собственной дочери. Ее жестокость объяснима: Рут была шокирована поведением дочери. Невероятный снобизм заставил ее твердо держаться стороны Спенсеров. «Дело было в имени и в стыде», – говорит один из родственников, хорошо знавший Рут [6]. «Я спросила Рут, почему она так поступила, – вспоминает подруга, – и она ответила, что Чарльз должен расти и воспитываться в Олторпе…» «Поступок Фрэнсис расколол ее семью. На похоронах Рут мне пришлось наблюдать одно из самых печальных и устрашающих зрелищ в моей жизни. Мы сидели в церкви рядом с Чарльзом и Дианой – думаю, они уже разошлись, но в тот день приехали вместе. А по другую сторону прохода сидели члены семейства Фермой – и Фрэнсис. Они не разговаривали друг с другом. Никто не сказал ей ни слова. Это было просто ужасно» [7]. В недостойном поведении Фрэнсис, по мнению Рут, была виновата «дурная кровь Фермоев». «Я помню, что Рут во всем обвиняла семью мужа. Они были „выскочками“, американскими выскочками. Очень дурные гены» [8].

В эти тяжелые для семьи дни и Диане пришлось нелегко. Она была достаточно взрослой, чтобы ощутить напряженную атмосферу, да и ожесточенные ссоры между родителями доносились до слуха девочки. Невозможно точно сказать, действительно ли Джонни бил жену. Оба уже умерли, и правды мы никогда не узнаем. Подобные слухи возникли, потому что на бракоразводном процессе Фрэнсис жаловалась на жестокость мужа. Она приехала на Рождество, намереваясь забрать детей с собой в Лондон. Но уехала одна – и, возможно, к лучшему. Спустя много лет Диана открыла свое сердце журналисту Эндрю Мортону, а он рассказал об этом в книге «Диана: ее истинная история». Она навсегда запомнила скрип гравия под колесами машины, увозившей ее мать. «Я вернусь», – сказала Фрэнсис дочери. Но в Парк-хаус она больше так и не вернулась. Счастливая, спокойная жизнь в Парк-хаусе осталась в прошлом. Диана видела, что отец страдает. Она не понимала, почему мамы больше нет, слышала, как младший брат плачет по ночам. Именно тогда в душе девочки родилась жажда любви, страх быть брошенной, настоящий ужас перед разводом. Она твердо решила, что с ней самой и с ее детьми такого никогда не произойдет. Диана мучилась, разрываясь между любовью к брошенному отцу и покинувшей ее матери. Развод родителей нанес ей глубочайшую психологическую травму.

Отчаяние, охватившее Диану после ухода матери, вселило в девочку ощущение «жертвы», которое сохранилось в ее душе навсегда. Она возвращалась к этому событию снова и снова – перед телевизионными камерами и диктофонами. Диана всегда жила в мире фантазий и была склонна драматизировать события. В детстве ее считали врушкой. Как-то раз по пути в школу жена местного викария сказала ей в сердцах: «Диана Спенсер, если ты еще хоть раз соврешь, я выставлю тебя из машины». Даже брат Дианы, Чарльз Спенсер, вспоминает, что в детстве сестра часто лгала. Потому-то есть люди, и среди них члены семейства Спенсер, которые не верят, что она была так уж несчастлива. «Думаю, что Диана воспринимала жизнь в мрачных тонах. Реальность была иной. Она была гораздо счастливее, чем представляла это позднее», – говорит одна из ее кузин. Однако, человек, который был близок с Дианой до того, как она начала встречаться с принцем Чарльзом, убежден, что уход матери «оказал на нее очень сильное, трагическое воздействие» [10].

Люди, которые были свидетелями ухода Фрэнсис, прекрасно понимают чувства Дианы и не сомневаются в них. Повариха, которую вскоре после исчезновения Фрэнсис наняла леди Фермой, рассказывает о жизни в Парк-хаусе так: «Этот дом никто бы не назвал счастливым. Лорд Олторп, человек несклонный к веселью, редко проводил время с семьей… Диана была очень тихой, замкнутой девочкой. Дети никогда не плакали [днем], но рыдали по ночам, когда ложились спать». Сосед по Норфолку вспоминает праздник в день рождения своего сына: «Стоял прекрасный июльский денек, и все дети играли в саду – кроме бедной Дианы. Она категорически отказывалась веселиться. С ней приехала молодая няня. Я спросил: „Что нам сделать, чтобы она отправилась играть с другими детьми?“ А та ответила: „Ничего. Это очень печальная девочка“. Все это произошло вскоре после того, как уехала ее мать» [11].

Спустя много лет, в 1992 году, Диана рассказывала обучавшему ее актеру Питеру Сеттелену: «Лет пять назад отец рассказал, что однажды нашел меня у порога дома: „Ты просто сидела там и ничего не говорила. Ты вообще, знаешь ли, никогда ни о чем не говорила“». Диана пребывала в том возрасте, когда необъяснимое исчезновение матери воспринималось особенно болезненно. Старшие сестры, которым было десять и тринадцать лет, отнеслись к этому событию спокойнее. Чарльзу было всего три. По ночам он плакал без мамочки, однако не мог понять и объяснить ее исчезновение из своей жизни, как это сделала Диана.

Не только Диана была шокирована и смущена необъяснимым исчезновением матери. Те же чувства охватили и ее отца. Дома он никогда не говорил об этом. «Отец очень переживал из-за развода, – вспоминает Чарльз Спенсер. – Он целиком ушел в себя, проводил все время в своем кабинете». Имя Фрэнсис в доме не произносилось. Оба бывших супруга страдали в одиночку. «Фрэнсис очень переживала, когда у нее отняли детей», – вспоминает одна из ее подруг [12].