Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

В течение этого периода Карлос пытался улучшить свою физическую форму, чтобы избавиться от отвратительных комплексов. Он утверждал, что занимался в голливудском спортзале, где тренировался сам Джек ЛаЛейнн. Позже Карлос радовал приятелей рассказами о том, как расхаживал по ЛаЛейнну, массируя его ногами. С благоговейным трепетом он наблюдал за излюбленным трюком бодибилдера:

«Он, по своему обыкновению, съев банан, горсть крекеров и выпив стакан молока (именно в такой очередности), сразу же изрыгал это обратно, все по отдельности. Это было великолепно. Я никак не мог к этому привыкнуть!»

В 1959 году Кастанеда поступил в UCLA[6], чтобы воплотить свою мечту стать антропологом. Он предпринял серию самостоятельных поездок в Мексику с целью изучить способы применения лекарственных растений. Во время этих экспедиций он стал учеником старого индейского шамана, или brujo «человека знания», которого, как он утверждал, встретил на автобусной остановке. Он придумал для своего учителя — индейца яки — псевдоним «дон Хуан Матус». Маргарет никогда не приглашалась в эти поездки. Она предполагала, что Карлос выбрал этот псевдоним потому, что в то время он за обедом пил вино марки «Матус».

В апреле 1968 года Университет прессы в Калифорнии опубликовал диссертацию Кастанеды «Учение дона Хуана. Путь познания индейцев яки» — отчет о его ученичестве у индейца-шамана.

Когда «Саймон энд Шустер» приобрело права на публикацию и выпустило книгу в продажу, та добилась феноменального успеха, достигнув верхних строчек в списках бестселлеров. Позже она послужила причиной громкого скандала в Антропологическом институте, члены которого были обвинены в недостаточной академической строгости за то, что они приняли эту нестандартную работу без научных примечаний, которые, как утверждал Кастанеда, были утеряны. Он также уверял, что потерял второй письменный отчет о своем обучении, оставив единственный экземпляр в кинотеатре.

«Учение», похожее на повесть о Кандиде, — это рассказ о путешествии Карлоса в Мексику, где его наставник проводил Кастанеду через практики, вдребезги разбивающие рамки рационального мышления. В ранние годы ученичества Карлосу давали пейот, датуру и психоделические грибы — все это галлюциногены, благодаря которым он заслужил репутацию защитника употребления наркотиков, что послужило стимулом для повсеместного экспериментирования с ними. Его имя до сих пор ассоциируется с наркотиками, — бесчисленные искатели духовного в шестидесятых и семидесятых годах баловались психоделическими растениями. Ходили слухи, что читатели, случалось умирали от передозировки или отправлялись в клиники после экспериментов с «растениями силы», пытаясь достичь более высоких уровней сознания.

Карлоса не беспокоила связь его имени с использованием наркотиков. Он объяснял в книгах и на лекциях, что в начале ученичества дон Хуан давал ему психоделики, потому что его мышление было настолько косным, что «требовалось взорвать его динамитом».

В то время, когда критики спорили, было это описание правдой или это была мистификация, во всех странах мира люди раскупали миллионные тиражи его книг, совершали паломничество в пустыню Соноран, разыскивая Карлоса, дона Хуана и других учителей среди индейцев яки. Безуспешность их поисков была легко предсказуема..

Второй отчет Кастанеды «Отдельная реальность. Дальнейшие беседы с доном Хуаном» увидел свет в 1971 году. Он представлял собой дневниковые записи и конспекты дальнейших инструкций дона Хуана. В это время Карлос как будто бы спрыгнул со скалы, но выжил, превратившись в ворона, а потом встретил существ из другого мира, названного им «неорганическим». Его описание отличалось большим мастерством — он сумел сделать тот мир невероятно правдоподобным, — но все-таки остался обывателем, бесконечно потрясенным, циничным, испуганным и, более того, неуверенным.

Он постоянно терпел неудачу, пытаясь рационально объяснить невыразимую мудрость дона Хуана, так как опирался на «европейскую логику».

Возможно, самое большое обаяние его как писателя было в том, что он заставил читателей почувствовать, — любой из них тоже смог бы стать лучшим учеником мага. Уильям Берроуз, идол поколения битников и хиппи, автор взрывного романа «Обед нагишом», заметил журналисту Адаму Блоку.

«Ну почему же дон Хуан не подцепил меня вместо этого идиота Карлоса?»

Другим легендарным литератором, читавшим Кастанеду, был Хантер Томпсон. В его самой популярной книге «Страх и ненависть в Лас-Вегасе» главный герой, обращаясь к Оскару Акосте, адвокату, выросшему среди туземцев Самоа, говорит: «…Провел большую часть дня в ванне, читая эту отвратительную книгу про дона Хуана „Путь познания индейцев яки“. Жуть! Этот старик ну просто задолбал того парнишку. Но, может быть, он действительно как-то связан с „четырьмя врагами“? Ты не думаешь, что тебе стоит обмозговать это?.. Когда все заканчивается, ты сидишь там, опустошенный, ожидая телекамер… Дерьмовый путь познания индейцев яки».

Плохо ли, хорошо ли, имя «дон Хуан» стало привычным для нынешнего поколения. Кастанеда трансформировал значение этого имени, до того бывшее благодаря Фрейду нарицательным, означающим патологический флирт (в духе сексуально озабоченного лорда Байрона). Теперь оно не было синонимом промискуитета, а стало символом поклонения гуру. Когда Джон Леннон сказал о своей жене: «Йоко — мой дон Хуан», — это не нуждалось в комментариях.

Читатели были захвачены потрясающей возможностью «взметнуться выше Орла, чтобы стать свободными». Этой метафорой brujo, «человек знания», описывал оставление своего тела и пребывание в полном сознании после смерти. Кастанеда живописал фантастическую картину «плаванья в Бесконечности» — так он называл нескончаемое путешествие в сверхъестественных мирах. Оно достигалось после «сгорания изнутри», финального акта земного пути мага. Карлос утверждал, что его учитель был властен выбрать момент своего ухода вместе с учениками, обрести телесную оболочку на более высоком плане — на уровне «второго внимания». Иногда Кастанеда писал о мучительно манящем «третьем внимании», царстве «абсолютной свободы».

Карлос утверждал, что провел годы, балансируя между жизнью обыкновенного ученого в Лос-Анджелесе и сюрреалистическим обучением в Мексике. Стресс от этой двойственности — с одной стороны, текла магическая, невыразимо иррациональная жизнь, с другой — обыденная, мирская — привел его к упадку сил и в итоге к нервному срыву. В конце концов дон Хуан назначил Карлоса последним нагвалем, обычай преемственности у которых идет из тьмы веков Нагваль, как сказал дон Хуан, у индейцев яки означает «непостижимое».