Эдвард Радзинский - Иосиф Сталин. Последняя загадка

Я опять не поговорил с ним о себе.

Между тем Кобе следовало насторожиться. Ибо после завоевания Франции неожиданно был предложен мир Англии. Гитлер объявил: «Я не вижу причин, по которым эта долгая война должна продолжаться. Мне было бы печально увидеть жертвы, которых она потребует».

Гитлер явно давал Англии возможность сыграть роль СССР перед войной с Польшей.

Но это означало, что роль Польши отводилась… нам?!

В это время агент сообщил: Гитлер не только заговорил о мире с Англией, он говорит об СССР как о своем последнем и главном враге… Он даже сформулировал: «СССР – это Клондайк нефти и хлеба, Англия – пустой ящик с дождем».

Я позвонил Кобе и попросил о срочной встрече. Коба снова принял меня в присутствии Берии. Я доложил о полученном сообщении.

– Твой источник, конечно же, английский шпион… – Коба молча походил по кабинету. – Гитлер никогда не заключит мир с Англией хотя бы потому, что Черчилль никогда не пойдет на это. Упрямый пьяница решил воевать до конца. Решительный империалист. Почитай вслух, Фудзи, – и он передал мне лист бумаги. Это был переведенный кусок речи Черчилля. – Читай! Читай вслух!

Я прочел:

– «Пусть мы сражаемся одни. Но здесь, в Лондоне, неприступном городе-крепости, окруженные морями и океанами, на которых царствует наш флот, защищенные мужеством и преданностью наших летчиков, мы неустрашимо ждем угрожающего нам нападения. Мы будем стоять до конца. Мы будем сражаться на подступах к нашей земле. Мы будем сражаться в полях, на улицах и в горах. Мы никогда, никогда не сдадимся».

– Это не риторика. Английский флот по-прежнему контролирует моря. Английский бульдог вцепился и не отпустит… пока не потеряет свой остров! Вот почему мы все еще позарез нужны Гитлеру. Вот почему немцы сейчас ведут с нами важнейшие переговоры, уговаривая вступить в Тройственный Союз. Мы просим за это проливы Дарданеллы и Босфор. И получим! И тогда Черное море наконец-то станет нашим внутренним морем. – (Гитлер уже делил шкуру неубитого медведя – английскую империю.) – Но Гитлеру не хочется нам все это отдавать. Чтобы мы стали уступчивее, пугает нас нападением. И делает это через твоих агентов, Фудзи. Короче, запомни: немцы – наши друзья, а Черчилль – наш враг. – И, усмехнувшись, как-то значительно добавил: – Сегодня.

(Я понимал, что Коба говорил это не для меня. Он убеждал себя… ибо на карту была поставлена страна и его судьба. И некий завтрашний план. Этим выразительным «сегодня» он хотел нам это сказать.)

– Еще какие у тебя вопросы, Фудзи? – спросил тогда Коба.

– За мной по-прежнему следят. И я по-прежнему хотел бы знать – почему?

Коба промолчал. И тут Берия, усмехаясь, принял эстафету:

– Кто-то сообщил негодяю Троцкому о том, что будет нападение. Как ты думаешь, товарищ Фудзи, кто это сделал?

– Да кто угодно. Ведь с кем болтали и спали Каридад и ее красавчик-сын, мы не знаем!

Берия сухо возразил:

– Мы о них знаем все, они не болтали. Нехорошо получается. О встрече с Гитлером, известной тебе, узнают в Америке… И об этой операции, известной единицам, среди которых опять же ты, также узнает враг.

– Негодяй ты, Лаврентий Павлович, вот что я отвечу.

– Если он негодяй, значит, хорошо работает, – засмеялся Коба. – Не знаю, как тебе, Лаврентий, а мне кажется, что товарищ Фудзи решил, будто его нельзя тронуть, ведь он друг товарища Сталина. Действительно, это так. Но у товарищей евреев есть поучительная легенда об Иуде – друге-предателе. – И, вздохнув, спросил: – Что будем делать, Лаврентий?

– Надо арестовать, Иосиф Виссарионович.

– Но у него семья… жена Нанико. Маленькая дочь. – Коба изобразил раздумье. Сказал: – Дочь не трогай… отправь к бабке в Грузию. Или в детский дом? Нет, пусть едет к бабке. Все-таки Фудзи – наш земляк… Второй вопрос: за что его судить? Судить, как немецкого шпиона, нельзя – Гитлер обидится. Надо его судить как английского шпиона. Тем более что это правда! Постарайся, Лаврентий, чтобы он признался… но не переусердствуй, не забывай – мы с ним уже старики. Да и грузинская родня замучает нас. У него ведь тысяча родственников! – Коба снова засмеялся. – Ай, ай, Фудзи, да ты испугался?! Шутки перестал понимать. Ладно, иди. – И уже в дверях: – Но он молодец, твой сукин сын.

Я уставился на него в недоумении.

– Черчилль, для которого ты шпионишь. Узнав, что французы капитулируют и передают свой флот немцам, беспощадно расстрелял их корабли! Полторы тысячи вчерашних союзников положил –, и обратился к Берии. – Об этом, Лаврентий, Фудзи первым рассказал с восторгом. Он все мне рассказывает про своего Хозяина. С началом налетов Черчилль залезает на крышу и демонстративно-спокойно курит сигары. Нет, Фудзи, ты прав, твой Империалист попортит немцам много крови. Он настоящий сукин сын! Так и передай ему.

Мне седьмой десяток, я грузинский старик, но он постоянно делал из меня шута.

Я возвращался домой в ярости. Потом ярость прошла, и остался… страх. Я ведь точно знал: он не шутил. Он посадит! И скоро!

Некоторое время он меня не звал. Иностранные фильмы переводил его главный переводчик Павлов.

Гитлер зверски бомбил Лондон, одновременно призывая к миру своих сторонников в Англии: «Не ждите, пока Черчилль удерет в Канаду, надо свергнуть его сейчас и заключить мир. Ваш Черчилль – безумный вечно пьяный идиот, ибо только слабоумный решится сражаться с Германией в одиночку».

Угрожал высадкой десанта. Черчилль в ответ пообещал немцам, коли они высадятся, великую резню и газовые атаки на острове.

Коба велел мне переводить английские газеты. Помню восторженные сообщения о том, как английские самолеты беспощадно бомбили Берлин. То, что уже пережила вся Европа, увидела наконец и столица Рейха. Это стало шоком для немцев: впервые после 1914 года война опять пришла в Германию.

В ответ взбешенный Гитлер предпринял невиданную бомбардировку Лондона. Гигантский столб огня поднялся над столицей. Последовали новые ночные налеты – непрерывный бомбовый террор. Но англичане стояли насмерть. В этих массированных налетах на Лондон десятки немецких машин сгорели в лондонском небе.

Английские налеты на Берлин продолжались.

Через какое-то время мой агент сообщил, что Гитлер дал секретнейшую директиву: «Прекратить готовить вторжение в Англию, но продолжать изображать его подготовку и непрерывные бомбежки как средство давления». Теперь Гитлер беспрестанно заявлял: «Англичане рано или поздно убедятся, что с нами бесполезно воевать и лучше встретиться и договориться о мире. Я буду великодушен. Я не хочу уничтожать британскую империю. Я желаю мира».