Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника - Владимир Иосифович Гурко

Но и для консерваторов Гурко — не совсем свой. А.В. Богданович, скрупулезно фиксировавшая в дневнике все настроения правых кругов, зарегистрировала ходячее убеждение, что Гурко «продаст Россию в аграрном вопросе», что он опасный либерал и «ярый поклонник земства», хотя и пригодится на время, поскольку «нахал» и умеет разговаривать с Думой[27]. В декабре 1916 г. Гурко спровоцировал характерный скандал в заключительном заседании VI съезда уполномоченных объединенных дворянских обществ, громогласно заявив по поводу принятой съездом резолюции, где усиленно подчеркивалась неограниченность царской власти, что самодержавия в России нет уже десять лет и дворянству пора бы с этим считаться[28].

Эти и иные факты позволяют утверждать, что Гурко во всех коллизиях предреволюционной России выступает прежде всего как практик, привыкший «работать в условиях, дающих возможность претворять слова в дела»[29] и не имеющий склонности жертвовать полезным результатом ради чистоты теории или идеологического фетиша. Расстановка политических сил была неблагоприятна для деятелей такого склада, и особенно для Гурко — либерала классического типа, которому одинаково претили и убогий консерватизм — «тащить и не пущать» — записных патриотов, и заигрывания кадетов с социалистами.

Революция и последовавшая за ней Гражданская война привели к полному краху этого типа либерализма в России. Прагматик Гурко оказался не ко двору ни в одном из противоборствующих лагерей, на которые раскололось русское общество. Центр общественного спектра, и до революции представлявшийся зыбким, в кризисной ситуации стремительно испарился. Все усилия Гурко в этот период «общего маразма, охватившего не только культурные слои населения, но даже и массу»[30] как раз и были направлены на консолидацию либерального центра. Весной 1917 г. он принимает активное участие в создании «Союза земельных собственников», пытаясь реализовать свою давнюю мечту о солидарной работе крепкого крестьянина и дворянина-помещика, а в октябре был избран его представителем во Временном совете Российской республики (Предпарламенте). В марте 1918 г. Гурко оказывается, наряду с П.И.Новгородцевым и А.В. Кривошеиным, в числе инициаторов и главных действующих лиц «Правого центра» — первой организации, стремившейся объединить и координировать все антибольиевистские силы от кадетов до «Союза земельных собственников»[31]. В качестве представителя «Правого центра» Гурко отправляется на поиски союзника сначала, в июне 1918 г. к Юденичу, а в начале сентября — в Добровольческую армию. Выбор Гурко для этой миссии определялся тем, что он был «единственным посредником между правым центром и наиболее видными и влиятельными представителями офицерства, вступившего в Красную Армию с целью борьбы с большевизмом»[32].

В Киеве Гурко входит в контакт с «Советом национального объединения России» и безуспешно пытается навести мосты между атаманом Войска Донского, придерживающимся германской ориентации, и Добровольческой армией, хранящей верность союзникам. И вновь прагматичный «цинизм» Гурко столкнулся с идеологической зашоренностью, мешавшей воспринимать союз с украинскими сепаратистами, донскими властями и немцами, хозяйничающими в Киеве, как чисто тактическую меру, чтобы «воспользоваться уже несомненно приближавшимся к концу пребыванием германских войск в пределах России и при их помощи создать мощную военную русскую силу, хотя бы в смысле имеющегося у нее вооружения за счет того военного материала, который Юг России еще заключал и который при иных условиях неизбежно должен был попасть в руки большевиков»[33]. Позднее Гурко участвует в Ясском совещании уполномоченных от антибольшевистских общественных организаций с представителями Антанты, составляет совместно с П.Н. Милюковым текст обращения к союзным правительствам и развивает в совещании идею о «мировой опасности большевизма», угрожающей и развитым странам — победительницам[34]. На этом же совещании он был включен в состав делегации, которая должна была представлять интересы антибольшевистских сил перед союзными правительствами. С этой делегацией Гурко совершает абсолютно безрезультатное паломничество в Париж и Лондон. Оттуда он «поспешил направиться в обратный путь на Юг России, в Одессу, где еще кое-как держалась русская государственная власть»[35], и здесь наблюдает ее окончательную деградацию и агонию.

Затем последовало бегство в Турцию и длительные мытарства по Европе. Осев, наконец, в Париже, Гурко до последних дней своей жизни пытается организовать умеренный «правый центр», выступая энергичным членом «парламентской группы».

В 1920 г. он оказывается в числе инициаторов создания Союза сельских хозяев в Париже. В 1926 г. входит в возглавляемый П.Б.Струве оргкомитет и принимает деятельное участие в подготовке и проведении Зарубежного съезда, долженствовавшего объединить всю русскую эмиграцию. На съезде он делает «Доклад о земле», легший в основу аграрной резолюции. Вновь прагматик Гурко вызвал яростные нападки идеологов, предложив признать все земельные захваты, «предать забвению все имущественные преступления, совершенные в России в период революции» и непременно «закрепить земли в собственность», что только и позволит восстановить «земский мир»[36].

В.И.Гурко скончался в Париже 18 февраля 1927 г. Государственный деятель, которого по энергии и интеллектуальному потенциалу ставили вровень с М.М.Сперанским и Д.А.Милютиным, ушел из жизни, оказавшись практически невостребованным Россией начала века.

Забвение постигло и сочинения Гурко. Спокойный тон, отсутствие откровенной «партийности» делали его работы непригодными ни для правой, ни для левой «мельницы», И потому они оказались прочно и незаслуженно забыты, а вернее, «вытеснены» (пользуясь фрейдистским термином) из российского общественного сознания. Между тем Гурко не только недюжинный аналитик, но и превосходный портретист. Возможно, сказались наследственность и семейная традиция — бабка Гурко по материнской линии графиня Салиас де Турнемир (урожденная Елизавета Васильевна Сухово-Кобылина) была в свое время широко известной писательницей, выступавшей под псевдонимом Евгения Тур на страницах «Современника» и «Русского вестника». Перу Гурко принадлежит, в частности, одна из лучших политических биографий последней императорской четы «Царь и царица» (Париж, 1927).

Рецензенты отмечали, что Гурко в ней удалось с честью справиться с трудной задачей, обнаружив «много психологического чутья и отличное понимание механизма, управляющего людскими поступками. Книга его — прежде всего книга умного человека»[37]. Эта работа Гурко недавно была переиздана в России.

Воспоминания Гурко, позволяющие судить об общих закономерностях формирования аппаратной политики старой России, совершенно уникальные в отечественной мемуарной традиции, до сих пор были известны только в английском переводе, для которого текст их был перекомпонован и несколько сокращен. В тех случаях, когда редакторы не могли разобрать фамилии упоминаемых лиц, они использовали описательные обороты[38], обширные подстрочные комментарии Гурко иногда вносились в основной текст, но иногда и опускались вовсе.

История текста известна нам крайне фрагментарно. Работать над мемуарами Гурко начал, по всей видимости, сразу