Александр Кашкаров - Бом Булинат. Индийские дневники

На этом все приготовления были закончены, и мы наконец поняли, что уезжаем, однако я никак не мог найти в себе мысли об обратном возвращении. С другой стороны, фактическое возвращение не только предполагалось, но и навязывалось – об этом говорила и дата в билетах, и друзья, и близкие, и что-то еще – вроде военкомата и неоконченной аспирантуры. При этом я вдруг обнаружил, что и родственников, и друзей очень быстро и легко забыть даже до отъезда. Меня изумила собственная черствость.

Итак, у нас были билеты до Дели, карточка «Travel Visa» с двумя тысячами долларов на счете и девятьсот долларов наличными, два фотоаппарата, холсты, краски, плеер, аккумуляторы, заряжающее устройство и еще куча ненужных в будущем вещей.

Перед отъездом мы, по обыкновению, устроили грандиозную вечеринку, с обилием алкоголя и тостов, причем многие пили не чокаясь. Нас не провожали – нас хоронили: сулили голодную смерть, нескончаемый понос, половое воздержание и прочие неприятности. Многие обещали обязательно приехать, другие советовали, куда ехать, но никто не сказал, зачем.

Я решительно не знал, чего ждать, и оттого радостно и глупо улыбался всему и вся.

Однако ж эта идиотская улыбка исчезла с моего лица тотчас, как мы очутились на Мэйн базаре [2]…

Опасения, что Арсений умрет в Индии безумным, подтверждались. Он лежал в душном номере без окон отеля «Хари Рама», на квадратной кровати, уставившись в потолок, на котором, грозясь сорваться, бешено крутился вентилятор. Крохотная комната была отделана розовой кафельной плиткой и напоминала душевую или операционную. Вид Арсения вызывал уныние, он отказывался разговаривать и шевелиться.

Несмотря на свое название «Хари Рама» – «израильский» отель, на третьем этаже размещается подобие синагоги. В маленьком грязном вестибюле я повстречал раввина, который пытался зазвать всех постояльцев на молебен – но практически все израильтяне были наглухо обкурены и без передышки били в таблы[3], не обращая на раввина никакого внимания. Этот самоотверженный человек с пейсами так строго посмотрел на меня, указав в сторону комнатки-синагоги, что я чуть было не подался в иудеи. Английского я не знал, иврита тоже, поэтому неловко вытащил из-под рубахи православный крестик, и тогда он печально покачал головой и снисходительно улыбнулся: «У всех свои недостатки».

Вернувшись в розовый склеп, я застал Арсения в том же положении. После прилета он сказал всего одну фразу: «Жесть! Надо обратно, в Москву!».

Когда курю – всегда хочется писать! Так и сейчас, затушив биди[4], пожалуй, черкну пару строк.

Вот уже несколько дней мое настроение напоминает грибной трип, волна эйфории сменяется волной депрессии, вторая обычно длиннее первой. Наверное, это в порядке вещей, но сегодня это меня уже не утешает, и я снова в аду, добро пожаловать назад, заходите, мы вас ждали, присаживайтесь вот сюда, здесь не так жарко, голову лучше отложить, а мозг вынуть!

Поразительно, что может проделывать воспаленное сознание!

Зачем я приехал сюда, что делать дальше, как жить? Когда я в Москве, меня все бесит и хочется вырваться оттуда, а когда это удается, наступает скука, хандра и хочется обратно. Замкнутый круг, где меняются только декорации, а главное неизменно – будто едешь в поезде, а мимо, сменяя друг друга, проносятся цветные картинки, какое-то время это тебя занимает, затем надоедает, как и все в этом мире, и начинаются новые поиски, чтоб не сойти с ума.

Я ставлю опыт – буду записывать все, что со мной происходит, а когда все пройдет, в чем я не сомневаюсь, предамся самоанализу, будет развлекуха на какое-то время, оттянусь как следует.

Индусы иногда просто бесят своим женским любопытством и назойливостью. С другой стороны, они умиляют меня своей любовью к жизни, тем, как просто и радостно они по ней топают, ни капли не заботясь о материальной стороне, тут я им честно завидую…

Так вот, помню, как неделю назад задавался теми же вопросами и вначале также лез на стену, то ли от тоски, то ли от уныния. Помнится, лежал и думал, почему ж мне так плохо и неспокойно, когда причин для этого нет. Наоборот, все вокруг складывается очень позитивно. Я в полной мере мог бы считать себя вполне счастливым человеком, но чувствовал себя при этом абсолютно несчастным.

На некоторые вопросы я нашел ответы, но многие так и остались неразрешенными. Тем не менее, как-то раз, проснувшись поутру, я почувствовал, что все прекратилось, мрачные мысли, как ветром сдуло, никаких забот, полная безмятежность – чудесная метаморфоза. Я почувствовал себя настолько счастливым, насколько им и являлся, и дальше с каждым днем это чувство только возрастало. Угрюмые мыслишки потеряли тропинку к своему дому и растворились в чаще сказочных ощущений. Надо сказать, что когда ты счастлив, зная отчего и почему – то счастье умножается во сто крат.

Бенарес. Комната на втором этаже старинного дома с мраморными полами и колоннами, расположенного в самом сердце древнего города за полуразрушенным дворцом магараджи, который дышит прохладой пустых окон на залитый солнцем Ганг[5]. На улице галдит детвора, в комнату крадется дым благовоний из уличных алтариков, смешиваясь с ароматом еды и специй, мрамор пола холодит ступни, пролетает комар и все тот же Кашкет все так же читает. У меня по-прежнему все замечательно, я цел и невредим, я не спился, не сторчался, не скурился, денег на путешествие хватает, но я попрежнему угрюм и недоволен. С ужасом думаю о том, что если мне так плохо, когда вокруг так прекрасно, то что же будет, если вокруг станет плохо? Вы спросите, а с чего я взял, что будет именно так? Отвечаю, обязательно будет, не может же все всегда идти гладко, да и вообще я пессимист.