Илья Амурский - Матрос Железняков

Железняков, ловко орудуя инструментом, крикнул сверху:

— Эй там, на палубе! Не мешай работать! Чего разошелся, как самовар?

Управляющий умолк и тотчас выбежал из цеха, что-то бормоча не по-русски.

Вечером того же дня в тесной комнатушке старого рабочего завода токаря Петрова собралась немногочисленная заводская подпольная большевистская организация. Один из рабочих спросил:

— Кто знает нового слесаря, что так смело обрезал нашего немца?

По всему заводу об этом разговор пошел…

— Я с ним малость поговорил, — ответил один из присутствующих. Говорит, недавно с Черного моря приехал. Кочегаром там работал. Видно, боевой паренек… Надо бы заняться им…

— Будешь работать со мной? — спросил как-то Петров у Анатолия.

И разъяснил, что надо делать.

— Есть! — ответил Анатолий по-матросски.

Первая мировая война была в разгаре. Работа, к которой старый подпольщик Петров привлек Железнякова, заключалась в следующем. Надо было незаметно вкладывать в ящики антивоенные листовки вместе со снарядами, отправлявшимися на фронт.

Приемку ящиков со снарядами производил представитель от военного ведомства молодой поручик. Необходимо было отвлекать его внимание от этих ящиков. И каждый раз Железняков что-нибудь придумывал. Однажды он схитрил так.

— Господин поручик, — обратился к офицеру Анатолий, — я много раз думал о том, какой вы молодой еще, но у вас уже два Георгиевских креста…

Приемщик с увлечением начал расписывать свои «подвиги».

Анатолий хорошо знал, что поручик получил награды не за боевые дела, так как совсем не был на фронте, а все время находился в Москве. Но с разыгранным восторгом он поддакивал приемщику, восхищаясь его «храбростью», наблюдая в это время за упаковщиками, от которых ждал условного сигнала, что все сделано. После этого Железняков, сделав поклон головой, сказал:

— Ваше благородие, вы так интересно все рассказываете. Скорее бы и мне попасть на фронт!..

На снарядном заводе Густава Листа Железняков проработал слесарем до осени 1915 года. Немало отправил он на фронт антивоенных большевистских листовок. В октябре Железняков был призван на военную службу в Балтийский флот…

Боцман, сидящий на корме баркаса, всей своей грузной фигурой наклоняется вперед и командует протяжно:

— А-а-ать!

Баркас делает сильный рывок вперед и, разгоняя волны, с шумом проходит брандвахту у выхода из военной гавани, чтобы выплыть на широкий водный простор.

Загребной, плечистый, ладно скроенный, высокий матрос, дыша полной грудью, вместе с другими гребцами отталкивается веслом, искусно рассекая встречный ветер развернутой лопастью.

— Железняков, осел! — кричит боцман Слизкин. — Как гребешь, обормот!

Молодого моряка передернуло. Ведь он работает веслом не хуже других. Почему же этот толстопузый придирается к нему? И он тихо сказал: «Эх, двинуть бы веслом тебя!»

Услышав сказанное Железняковым, находившийся рядом с ним матрос строго заметил: «Возьми себя в руки, Анатолий!»

— Груздев, не вертись, как буек! — обрушился боцман и на него.

Миновав окруженный гранитной стеной, вросший в Финский залив хмурый старинный форт Кроншлот, баркас направился к внешнему рейду, держа курс на высокобортное судно с надписью «Океан».

У командира учебного судна «Океан» Норгартена с самого утра было испорчено настроение. К нему неожиданно явился жандармский ротмистр. Он подробно расспрашивал о матросе Железнякове.

— Мы знаем, господин капитан первого ранга, что Железняков ведет среди матросов вашего корабля антиправительственную агитацию и снабжает их листовками.

Сообщение представителя жандармского управления так поразило командира «Океана», что он несколько минут не мог ничего ответить.

— Вот одно из писем, в котором Железняков довольно открыто высказывает свое настроение… Почитайте. — Ротмистр протянул командиру листок бумаги.

«Дорогая мамочка, — читал Норгартен, — прости, что долго тебе не писал — не было времени. Последнее желание мое исполнилось, меня причислили к машинной школе, если удастся ее кончить, то буду иметь звание механика третьего разряда. Недурно ведь, верно?..

Сегодня ездил в отпуск в город, разозлился, было, до крайности. Замерзли, зашли в чайную, не пускают. Идем дальше, в другую, там то же самое, и в третьей слышу такой же ответ. Вот тебе и наши герои, вот так уважение… Возмущение берет… Давят, а приходится подчиняться…»

— Что же делать с этим Железняковым, господин ротмистр? — растерянно спросил Норгартен.

— Вы должны будете помочь нам поймать его на месте преступления. Если же это окажется невозможным, надо вызвать молодчика на какое-нибудь грубое нарушение устава службы и отправить на гарнизонную гауптвахту. Оттуда нам легче будет убрать его, куда следует. А пока усильте наблюдение за ним.

Проводив ротмистра, Норгартен долго еще находился в возбужденном состоянии. Он вспомнил, как пришлось расплачиваться командирам дредноута «Гангут», линкора «Андрей Первозванный» и других кораблей, на которых был раскрыт заговор революционеров против самодержавия. Взглянув на портрет Николая II, висевший на переборке каюты, испуганный командир почти наяву услышал: «Предупреждаю, что при малейшем повторении недопустимых беспорядков на судах флота будут приняты самые суровые меры взыскания, начиная со старших начальствующих лиц». Такую резолюцию царь написал на донесении главнокомандующего флотом, докладывающего о выступлении матросов линкора «Гангут».

Вызвав дежурного по кораблю, Норгартен приказал:

— Старшего офицера ко мне!

Капитан второго ранга Сохачевский побледнел, услышав от Норгартена заявление ротмистра о Железнякове. Он мгновенно представил себе все те неприятности, которые могут возникнуть, если на «Океане» действительно завелись «крамольники».

Сохачевский озадаченно протянул:

— Да… Это очень…

— Надо выполнять то, что от нас требуют. Я не желаю рисковать своим положением из-за какого-то матроса. Кстати, какие данные имеются в его деле? — спросил Норгартен.

— В послужном списке о нем сообщается очень немного. Призван во флот в 1915 году. Прошел строевое обучение и получил звание матроса второй статьи во 2-м Балтийском флотском экипаже. А с февраля текущего года зачислен учеником класса машинных унтер-офицеров Кронштадтской машинной школы и прислан к нам для прохождения морской практики, — ответил Сохачевский.

— Все ясно. Надо сделать так, чтобы мы имели основания убрать этого смутьяна с корабля. Притом, чтобы никто не знал, что его арестовали за антиправительственную агитацию. Мы его отправим на гарнизонную гауптвахту как нарушителя корабельного устава… А как сделать это, подумайте…