Клеменс Подевильс - Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942–1943

Очень было кстати, что Альвенслебен[68] поставил перед собой задачу, которая привела его на берега Волги, и он смог взять меня в поездку. Мы едем в парк над рекой, где в это время располагаются передовые подразделения. На бахчах еще лежат последние дыни, листва виноградников пожелтела. Парк находится в запустении, там тихо, и все вымерло. Воспоминания о первом посещении этого ранее зеленого, сочного оазиса кажутся мне нереальными, как сон. Низкие заросли на восточном берегу реки поблекли, некоторые кустарники горят ярким осенним пламенем листвы. На солнце ближе к вечеру краски усиливаются. Ультрамарин Волги, которую пересекает ослепительно-белый песчаный остров. Тишина по обеим сторонам фронта, можно даже свободно выйти из-за ограды, не попав под обстрел с востока. Тем не менее построен дощатый забор, который проходит по верхнему краю берегового откоса и скрывает любое передвижение в парке.

На обратном пути смотрю на «акрополь», постройки которого сильно пострадали с августа.

Новое развертывание войск. После полуночи мимо аэродрома проходят бесконечные колонны обозов, запряженных лошадьми. Вдоль рубежей сталинградских дивизий на север и северо-восток совершают марш новые ударные части и соединения. Сегодня это дивизия «Бодензее»[69]. С июля, когда она форсировала Северский Донец, я больше не видел ее герб, эмблему с волнами. Безоблачная, теплая погода, напоминающая осень на родине, излучающую задушевность. Всегда работящие, никогда не устающие лошадки ступают своими грациозными копытами по очень пыльной дороге. По сравнению с шумным движением моторизованных частей все происходит спокойно, почти бесшумно. Над дорогой в воздухе повисает прозрачное облако пыли.

В Сталинграде сражение принимает формы подземных боев. В большой канализационной трубе в течение нескольких дней сражается группа русских и держится, несмотря все усилия нашей пехоты и подрывников-саперов.

Завтра на севере должна начаться атака. В течение дня мелкий дождь, который размывает дороги, вечером ясно и довольно холодно. Красный закат.

«Акрополь», насколько я его знаю еще несколько недель назад с северной стороны, а теперь и с юга, производил до сих пор впечатление единственного однородного комплекса зданий. В действительности его северная часть, которую солдаты называли «замком», соединяется с другим комплексом зданий, который обращен на восток. «Замок» окружен с трех сторон крутыми склонами. Пехота должна сегодня нанести решительный удар, обойдя «замок» с фланга. Местность, откуда началась атака, выглядела издалека как роща красноватых тополей, лишенных листьев, темные верхушки которых поднимаются в небо. Обманчивая видимость! Это скопление развалин, оставшихся от разрушенных и сгоревших кирпичных построек.

«Замок» оборонялся с жутким упорством: атаки производились со всех сторон – из долины снизу, с севера, запада и юга. В утренние часы здесь еще стоял городской квартал многоэтажных высотных кирпичных домов, а вечером от них остались только покрытые копотью руины. Пикирующие бомбардировщики целый день совершали индивидуальные полеты над обороняющимися войсками. Теперь, ночью, в «замке» полыхают пожары и продолжаются кровопролитные бои.

В середине дня атаки развивались в зоне ниже (южнее) тракторного завода, который растянулся на широком участке от «замка» до Волги.

Я попытался рассмотреть эту операцию как можно ближе. Мы хотели объехать долину реки по дороге, где двигались войска, и, вклинившись в колонну, почти застряли. Было видно много убитых гражданских лиц, оказавшихся в зоне обстрела и бомбежек и спасавшихся бегством из города. Вот лежит мальчик с раздробленной головой. Мать прячет мертвого младенца, завязанного в узелок, под свое пальто. Ее руки отекли под тяжестью мертвого ребенка.

Едем к «замку». Машина петляет между воронками, на несколько минут из разрушенного квартала открывается вид на водную гладь Волги. Но потом, сворачивая на север, мы снова попадаем в прямоугольную схему улиц и высоких домов. Здесь еще не все разрушено авиацией и артиллерией. Каменные постройки деформированы, однако здания стоят. Я оставляю автомобиль за стеной дома, советую Флайсснеру спуститься в подвал и по карте ищу позиции полка. Полк располагается в зоне сильнейшего обстрела, который ведется, как всегда, прямо за передним краем. Между стенами домов начинается и усиливается гул разрывов, от каждого разрыва образуется облако пыли от красного кирпича. Не видно ни одного уцелевшего в ходе уличных боев человека. Вымершая местность, как после вулканического извержения. Вернувшись к главному входу, я изучаю записи на карте. Нужна точная ориентировка на местности, линия фронта здесь непонятна, можно налететь на противника. Свистят пули. Со стороны кого и против кого? Наконец, я вижу людей. Один, затем двое в касках мчатся поперек улицы и, как мыши, скрываются в окопе. Это люди в немецких касках. Я бегу за ними и нахожу в подвале четырех солдат мотопехоты. Они воюют в соседней дивизии, справа от нас. Никто из них не знает о командном пункте разыскиваемого мной полка, но они настоятельно предостерегают от проведения мной дальнейшей рекогносцировки местности. Я прекращаю поиски. На перепаханной снарядами и бомбами улице вспышка очередного разрыва. Постепенно огонь идет на убыль, от дома к дому, от улицы к улице. Только один раз мне встречаются люди. Двое санитаров несут, сгорбившись, раненого от одного дома (развалин) к другим развалинам. Под огнем тяжелых минометов разрушается фасадная часть здания. Противник усилил свой ураганный огонь. Наконец, я перехожу через открытый участок, который, к счастью, уже не находится в огневом мешке, и вижу, что мой автомобиль стоит в целости и сохранности у каменной стены дома. Флайсснер не пошел в подвал, а остался наверху, опасаясь, что автомобиль могут похитить. Его хладнокровие во время опасности поразительно, он боялся только за автомобиль. Мы вернулись ни с чем.

Я отказался от своего автомобиля и сел в бронированную дозорную машину, на которой доехал до тракторного завода. По-видимому, этот участок был для наступающих объектом ожесточенных боев. На улицах между «акрополем» и «замком», где не было зданий, были оборудованы стальные башенки, близко друг к другу, с пулеметными точками. Зияли воронки, одна возле другой. Мертвые советские солдаты, но и многие еще непогребенные и убитые немецкие солдаты.

Исход гражданского населения – людей, которые так долго не хотели покидать свой разрушенный город. Навстречу и мимо наших колонн рядом с дорогой двигались длинные колонны гражданского населения. На перегруженной тележке, в которую впряглись старик и старуха, на самом верху в ворохе вещей лежит бледный раненый мальчик. Сидит женщина с раздробленной ногой, ее окровавленная рана перевязана бинтом, прислонившись к стене дома, женщина смотрит вслед уходящим людям взглядом брошенного животного. На обратном пути при следовании порожняком с линии фронта наши солдаты, у кого есть свободное место, подвозят беженцев на машинах. Теперь мы спускаемся по восточному склону возвышенности в район тракторного завода. Я поднимаюсь по имеющейся лестничной клетке на самый верх одного из зданий.