Н. Непомнящий Авт.-сост. - Вольф Мессинг

Вольфа Григорьевича давно мучили боли в ногах, особенно при ходьбе, но он старался терпеть, пока было возможно. Наконец, дело дошло до того, что он не мог нормально работать и вынужден был прибегнуть к медицинской помощи. Он обратился к своему другу известному хирургу Александру Александровичу Вишневскому. Итак, две недели в мае 1969 года Мессинг провел в больнице. Вишневский быстро поставил диагноз. Вольф страдал хроническим артритом обеих конечностей, и хирург велел госпитализировать его в институт. Посетив его в первый раз, я нашла Мессинга расстроенным. Врач прописал ему болеутоляющее и запретил курение. Насчет последнего Мессинг печалился особо и отказывался принимать это предписание всерьез.

Мне пришлось дожидаться, пока закончатся процедуры и разрешат повидать Вольфа, в кабинете Вишневского. Вдруг кто-то достаточно громко и четко сказал: «Дурак!» Я опешила, мне казалось, что я одна в комнате. Испуганно огляделась, но даже в темном углу не могла никого разглядеть. Я рассматривала картины на стенах и полки с кни гами и подарками от пациентов, а через несколько минут снова услышала тот же голос: «Дурак!» Твердо решив найти шутника, подошла к темному углу. Когда мои глаза привыкли к темноте, увидела высокую круглую клетку с черно-серой птицей размером с большого попугая. Это была индийская майна, принадлежащая к семейству черных дроздов, известная своей потрясающей способностью имитировать человеческий голос.

Поняв, что не страдаю галлюцинациями, я спросила:

— И кто же ты такой?

Птица ответила, как будто поняла вопрос:

— Я Сережа, я хороший! Я Сережа, я хороший мальчик!

Я сказала маленькому болтуну, что очень рада знакомству, но Сережа не слушал и продолжал свой монолог:

— Пациенты, вернитесь в свои палаты, в свои палаты, в свои палаты…

Либо он не мог остановиться, либо не хотел. Наконец, вошел хозяин птицы и института.

— Что, Сережа, ты уже похвастался? Сказал Татьяне, что ты очень умный?

Серёжа сконфузился, промолчал, переминался с ноги на ногу и в конце концов присмирел. Майна вызвала улыбку, но она тут же сошла. Александр Александрович рассказал мне, что дела Вольфа плохи. В ногах нарушено кровообращение; его кровеносные сосуды забиты склеротическими бляшками. Вольфу было прописано консервативное лечение для облегчения болей и приостановки процесса, но есть опасение, что курение приведет к возникновению гангрены, возможно, обеих ног. В этом случае ноги придется ампутировать.

— Вольф Григорьевич обещал бросить курить, — сказал профессор Вишневский, — но пока не выполняет обещание. Я, старый дурак, каждый раз верю ему…

Доктор ударил себя по лбу в отчаянии, и Сережа повторил за ним: «Дурак! Старый дурак!» Затем птица разразилась ругательствами. Даже пьяница не посмел бы так выражаться в присутствии дамы! Потом я поняла, что она передразнивает своего хозяина, который ругался отчаянно даже во время операций. Запертый в своей клетке в кабинете профессора Сережа быстро выучил этот специфический язык и с удовольствием использовал его. Доктор Вишневский был смущен, но, к сожалению, было слишком поздно. Ученик превзошел своего учителя.

Вишневский сказал, что это говорящее чудо преподнес ему в подарок Юрий Гагарин, который привез его из Индии. Потом я повидалась с Вольфом и рассказала ему об удивительной птице. Вольф просто улыбнулся и сказал:

— Меня тоже окрестили дураком. Кто знает, может, Сережа и прав? Посмотри, сколько лет я прожил среди русских, а до сих пор не научился русскому языку. Сережа более способный. И, несмотря на его отвратительное поведение, люди восхищаются им, любят его. Ему можно позавидовать!

Вольф не был дураком, и, к счастью, он не потерял ноги. Но эта госпитализация была только началом проблем.

Из-за своей болезни я не могла работать в течение семи лет! Уже была не способна выполнять объем работ, который требовался от фотожурналиста, и вернулась к своей первой профессии, правда, деятельность моя носила чисто административный характер.

Я начала работать в Институте сердечно-сосудистой хирургии Академии наук им. А. Н. Бакулева. Время от времени «дух» Вольфа Мессинга витал в стенах нашего института, так как к его помощи прибегали, когда нужно было поставить правильный диагноз в ряде сложных случаев. Однажды утром я пришла на работу и узнала, что ночью привезли серьезного больного. Это был важный человек, и утром собрался консилиум. Кавалькада черных лимузинов выстроилась около больницы. Нашим пациентом оказался генерал-лейтенант Жуковский, командующий Военно-Воздушными Силами Белорусского военного округа, старый друг Мессинга. Никто не сомневался в летальном исходе. Ни один хирург в мире не проводил еще подобных операций.

Только директор института профессор Владимир Бураковский имел право оперировать такого пациента, но он считал, что операция только ускорит конец. Но не принимать никаких мер по отношению к Жуковскому было также нельзя. Врачи оказались в довольно щекотливой ситуации. В это время секретарь сказал мне, что меня просил срочно позвонить Мессинг.

— Тайбеле, скажи своему боссу начинать операцию немедленно. Жуковский мой друг, и я советую вам не терять ни минуты.

Я сообщила ему о сомнениях Бураковского, но Мессинг прервал меня:

— Все будет хорошо; он поправится. А ваш босс будет представлен к награде. Скажи ему это.

Не видя никакого другого выхода из сложившейся ситуации, Бураковский наконец решился на операцию, надеясь разве что на чудо. Операция была длительной, но прошла успешно, первые послеоперационные дни тоже. Жуковского перевели в клинику Бурденко для дальнейшего наблюдения. Это было настоящим чудом для человека, которого все считали не жильцом на этом свете. Если бы Мессинг не позвонил вовремя, операцию, по крайней мере, отложили бы и последствия были бы трагичными. Профессору Бураковскому присвоили звание члена-корреспондента АМН и наградили его за успешную операцию — первую подобного рода в Советском Союзе.

Я уверена, что Вольф Мессинг никогда не анализировал своих предчувствий и других психических способностей; это просто информация, дошедшая до него. Когда я спросила его, оперировать Жуковского, Мессинг ответил:

— Я даже не думал об этом. Цепь ассоциаций: операция… Жуковский… жизнь… — просто возникли в моем сознании. И все.

Это мало что прояснило для меня. Я никогда до конца не понимала, где скрыт ключ к способностям Мессинга. Так как мы были близкими друзьями, я не чувствовала неловкости, спрашивая его, были ли в его жизни трагические случаи, когда ему не удавалось предотвратить несчастье. Вольф понимал, что я имею в виду не неизбежные ошибки, которые происходят во время представлений, а более серьезные личные неудачи.