Константин Золотовский - Подводные мастера

Вконец измученный и обессиленный, я повис, как рыба на крючке. Силы оставили меня. Я знал, что спуститься ко мне дяде Мише нельзя, потому что нет запасной помпы, которая качает воздух. А от водолазной базы мы находились далеко.

Сколько я пробыл навесу, не помню. За это время перебрал в памяти весь свой морской опыт. Вспомнил, как однажды на Черном море у Одессы зацепился вот так же на затонувшем корабле. Глубина была большая, грунт — синяя глина, как будто прибита, а калоши вязнут. И всё в траве. На самом грунте ничего не растет, а какой-нибудь предмет со спичку величиной оброс и кажется толще бревна. Издали обросший корабль — точно бурый медведь. Подходишь и видишь, что он весь в траве. И вот на таком корабле зацепился я медным телефонным рожком на шлеме за бортовый леер — толстую проволоку, идущую вдоль борта. Вода светлая, леер вижу, а рукой до затылка не достать, манишка не пускает. Бегаю вдоль леера, натягиваю его то вверх, то вниз, пока не сообразил, какое движение нужно сделать, тогда и освободился.

Но там я зацепился за стальную веревку и мог двигаться вправо, влево, а здесь я был припаян к стене. Там я мог видеть всё вокруг себя, а здесь — полная тьма Всё же этот случай помог мне сообразить, за что именно я зацепился. Гвоздей и проволоки в колодце не было. Значит, меня поддел болт.

Вот когда я вспомнил ржавый болт с железной прокладкой на бревне, а возле него толстую жирную улитку. Спросите у меня сейчас, какой формы был этот болт, какая толщина плесени, ее цвет, размер улитки, и я вам всё это изображу даже с закрытыми глазами. Болт и улитка будто сфотографировались у меня в памяти.

Долго я кружился и совсем выбился из сил, А болт только скрипел от моих движений и не отпускал меня, пока я точно не представил себе, как он поворачивается в бревне. Только тогда я сделал верное движение — вверх и вправо — и наконец сорвался с болта.

Не веря собственному освобождению, я выпрямился и сделал несколько шагов. Шлем поворачивался во все стороны.

Я был свободен. Как же это вышло? Я осторожно ощупал на стене страшное место. В руке моей оказался изогнутый болт, который поворачивался в бревне в виде буквы «Г». На нем я и висел.

Он поддел меня, как я уже прежде догадывался, за медный телефонный рожок и держал до самого последнего моего движения. Того именно движения, какое было нужно, чтобы болт повернулся в бревне и выпустил рожок.

Всё надо знать. Я, наверно, минут пять крутил рукой болт, пока не понял, как он вращается.

А потом я нашел свой сигнальный конец. Он был захлестнут через плечо на спину под туго зажатую манишку.

Я дал сигнал поднимать меня.

Но прежде я обшарил всё вокруг и очень осторожно отодвинул торчащее на пути бревно обратно в венец. Только тогда, разбросив руки в стороны, как крылья, чтобы во-время встретить преграду, я оттолкнулся от бревна.

Поднимаясь кверху, я еще дважды ударился своими широкими плечами о сруб, где ствол колодца стал совсем узким. И, наконец, что-то сверкнуло у меня в глазах. Перед иллюминатором заплясали резкие желтые пятна и ослепили меня. Я зажмурил глаза, затем открыл их и увидел, что уже стою на верхнем срубе колодца, среди просторного заводского двора, освещенный со всех сторон ослепительным светом нескольких десятков ламп.

Было уже около двенадцати часов ночи. Народу вокруг собралось много. Рабочие ждали меня, забыв об отдыхе. Тут же стоял директор завода. Он уже готов был дать молнию о помощи на водолазную базу.

И мне стало нестерпимо стыдно, что я заставил зря волноваться столько людей.

Мой старшина, водолаз дядя Миша, старый речник, подлинный хозяин пресных водоемов, блестящий знаток всяких колодцев, пристаней, мостов, водоприемников, курил трубку и молчал. Он отлично понимал, какой я получил урок.

Прошло три года.

Мне пришлось вторично попасть на тот заводской двор, в памятный для меня «кофейник». Теперь у него вместо старых деревянных срубов были уже гладкие железобетонные стены.

Но всё-таки я с благодарностью вспоминал старый бревенчатый колодец, который научил меня внимательно относиться ко всякому делу, к каждой, казалось бы самой незначительной, мелочи в работе.

Среди самых разнообразных работ, какие нам, водолазам, приходилось выполнять в послевоенные годы, пожалуй, самой опасной и трудной была работа на реке Оби, в местах крупных рыбных промыслов.

Слышали ли вы когда-нибудь о подводных лесорубах?

Нет, конечно, потому что такой профессии прежде не бывало. Нам первым пришлось пилить и выкорчевывать подводную тайгу.

Но это была не та известная всем лиственнично-кедровая сибирская тайга, в которой водятся пепельно-серая белка, шелковистый соболь, лисы — «огневка», «серебрянка» и «чернобурка», бронзовая куница и гибкий горностай.

Это была не та тайга, где бродят широкогрудый бурый медведь, рогатый лось и кричат целый день прожорливые кедровки.

Это была мертвая тайга. Зарывшись тяжелыми корневищами в донный песок, стоят здесь безжизненные, подводные деревья. Они как скелеты, кора на них обглодана, мелкие ветви сбиты стремительным течением, а крупные сучья торчат, как бивни доисторического мамонта.

Деревья эти прежде росли в живой сибирской тайге по берегам Оби и Иртыша. Некоторые из них обрушились в воду вместе с подмытым берегом, другие были сломлены бурей.

Местные рыбаки называют эти деревья «задевами» за то, что они рвут сети.

«Задевы» не всегда стоят на дне сплошной стеной, как живой лес. Между ними бывает расстояние в десятки и сотни метров.

Встречаются и путешествующие «задевы». Бороться с ними почти невозможно, потому что они неожиданно появляются в самых различных местах. То на середине реки течение забьет их в грунт, то навалит у крутого поворота в подмытые берега. Корни и толстые сучья «задев» подстерегают днища рыбачьих лодок под самой поверхностью воды.

Немало хлопот и убытков причиняла рыбакам подводная тайга. Невод в полкилометра стоит больших денег, а его приходилось то и дело чинить. Погибал при этом и улов — уходила обратно в Обь дорогая крупная рыба: нельма, навага, осетр, таймень, стерлядь, налимы, хариусы, щуки, сороги и рыбья мелочь вроде линя, пескаря, гольяна и бычка.

Рыбаки стремились дать стране как можно больше рыбы. Но при таком положении создавалась угроза плану, у рыбаков не было уверенности в том, что они смогут полностью выполнить свои обязательства.

Пытались они сами бороться с «задевами» при помощи стального троса с гирей на конце. Но тросы рвались, гири, которые они спускали для захвата дерева, тоже оставались под водой. Тогда и решили послать нас выкорчевывать этот подводный лес.