Записки сотрудницы Смерша - Зиберова Анна Кузьминична

О третьей жене Василия Иосифовича, пловчихе Капитолине Васильевой, я уже рассказывала. Ей-то и пришлось воспитывать его четырех детей.

Когда Василия Иосифовича выслали в Казань, то там, в больнице, за ним ухаживала медсестра Мария Игнатьевна Шевергина, она его и похоронила (незадолго до его смерти они зарегистрировали свой брак). В 2002 году по ее просьбе урну с прахом Василия перезахоронили на Троекуровском кладбище в Москве. За могилой ухаживают ее дочери от первого брака, которых Василий Иосифович перед смертью удочерил, а они, выйдя замуж, оставили фамилию Джугашвили. Мария Игнатьевна похоронена там же, рядом с мужем, Василием Иосифовичем.

Как-то поздно вечером в июне 1953 года, когда мы еще работали в своих кабинетах на Мясницкой улице, услышали топот солдатских сапог по лестнице, которая вела наверх. Подумали, не случилось ли чего, но затем все стихло. Через несколько дней меня спрашивает соседка по квартире Клава (она уже знала, что я работала в органах, так как в бухгалтерию домоуправления нам выдали справки о работе в МВД[25]), что же случилось с Берией. У них в НИИ сняли его портреты, а его сына, директора НИИ, уволили с должности. Я спросила об этом на работе, но никто ничего не знал. Потом приходит к нам в кабинет комендант Суботко с ревизией: мол, все проверил, все на месте, не хватает одного портрета на стене. Спрашивает: «Чей портрет снят?» А мы не заметили ничего, да особо и не всматривались, что за портреты висят, главное, что были на месте портреты Сталина, Дзержинского, Молотова, Кагановича. Суботко ушел на совещание, часа через два вернулся и сказал, что во всех кабинетах в штабе округа сняты со стен портреты Берии. Вскоре нас собрали в зале и объявили, что Берия арестован. Арестовывали его армейские генералы и офицеры, главным образом из Московского округа ПВО: командующий генерал-полковник Москаленко, его заместитель генерал (впоследствии маршал) Батицкий, начальник политуправления Зуб и комендант штаба майор Хижняк. Руководил всем маршал Г.К. Жуков, на Манежной площади стояли войска, а у нас в штабе на верхних этажах находились вооруженные солдаты — вот откуда был этот стук сапог! Об аресте Берии работники МГБ узнали последними, так как Маленков и Хрущев боялись, что чекисты могут подняться на его защиту.

Однажны я организовала экскурсию в музей-квартиру Алексея Максимовича Горького, что на Малой Никитской улице. Пока мы ждали экскурсовода, смотритель зала многое рассказала нам о Горьком и его семье. Оказывается, одна из его внучек, Марфа Пешкова, была замужем за единственным сыном Берии — Серго. У них было двое детей, и она была беременна третьим, когда арестовали Лаврентия Павловича. Серго, доктор наук, был снят с должности, арестован, полтора года отсидел в тюрьмах, а затем отправлен в ссылку на Урал, но под фамилией матери — Гегечкори. Марфа отказалась с ним ехать, и они расстались, вскоре она родила сына, но к мужу не вернулась. Как мы знаем, в Свердловске Серго отработал почти десять лет. В связи с болезнью матери, которая выехала с ним, ему разрешили переехать в Киев, где трудился главным конструктором на военном предприятии.

У нас в отделе работал капитан Юрий Айвазов, оперуполномоченный, обеспечивал штаб округа. Сотрудники иногда обращались к нему за помощью, например, достать путевку в пионерлагерь или санаторий, он никогда не отказывал, помогал, если мог, и все его уважали. Был образованный, знал итальянский язык, очень веселый в компании. Но когда его отчима Кобулова[26] арестовали, Юрия Айвазова вызвал А.И. Матвеев, приказал сдать оружие и объявил, что он уволен. Через какое-то время его видели на ВДНХ экскурсоводом, а потом говорили, что он ушел в журналистику. Больше я о нем ничего не слышала.

После смерти Сталина первым секретарем ЦК КПСС был избран Хрущев, а МГБ возглавил Игнатьев. Началась очередная чистка в органах и перестановка кадров среди руководящего состава, главным образом среди военных контрразведчиков.

Еще при жизни Сталина начались «дело врачей», «авиационное дело», «ленинградское дело». По «авиационному делу», на основании подписанных Абакумовым материалов, были арестованы командующий ВВС главный маршал авиации Александр Александрович Новиков, нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин, ряд высокопоставленных офицеров штаба ВВС. В мае 1946 года Военной коллегией Верховного суда они были осуждены на разные сроки тюремного заключения. Тогда же прошел слух, что это летчик Василий Сталин пожаловался отцу на плохое качество самолетов, и всех арестованных обвинили во вредительстве. Расследование по этому делу передали в 3-е Главное управление МГБ, во 2-й отдел, который курировал авиацию. Его начальником в то время был генерал-майор Новиков, очень порядочный и честный человек. Новиков присутствовал на одном из допросов Шахурина, обстоятельно изучил «авиационное дело» и пришел к выводу, что оно сфальсифицировано, что ни Шахурин, ни другие лица ни в чем не виноваты. Он встретился с женой Шаху-рина, и с разрешения Абакумова передачи от нее для мужа стали принимать в любой день, им даже разрешили свидания.

В мае 1953 года Военная коллегия Верховного суда отменила свой приговор и прекратила уголовное дело «за отсутствием состава преступления», всех арестованных освободили, восстановили в партии, вернули воинские звания и награды. Хрущев спецслужбы не любил. Его раздражало обилие генералов в МГБ, и по его указанию 100 генералов, которые служили в органах в 1934–1939 годах, были уволены, лишены званий и пенсии. В число этих генералов попал и генерал Новиков. Долгое время он никуда не мог устроиться на работу, пошел на прием к Шахурину, который после освобождения работал директором авиационного завода. Шахурин встретил его очень тепло, назначил своим заместителем по безопасности и попросил подобрать в охрану только сотрудников МГБ. Когда через несколько лет Новиков умер, Шахурин устроил ему пышные похороны, где присутствовало много сотрудников, действующих и уволенных. Там был и М.И. Зиберов, который одно время являлся заместителем начальника 2-го отдела. Жена Новикова, старая большевичка, часто звонила нам по телефону, рассказывала, что добивается восстановления мужа в партии, но не успела этого сделать, умерла в конце семидесятых годов. Дочь Новикова работала в органах КГБ.

Министры госбезопасности СССР при Хрущеве часто менялись, после Игнатьева были Круглов, Серов, «Железный Шурик» — Шелепин, Семичастный, и все они в первую очередь продолжали чистку кадров: демобилизовывали, увольняли старых чекистов, а Шелепин и Семичастный, пришедшие с поста 1-го секретаря ЦК ВЛКСМ, ставили своих выдвиженцев-комсомольцев.

А я продолжала работать в особом отделе КГБ 1-й армии, и работы было очень много. Начальнику отдела очень часто звонил генерал Георгий Филиппович Байдуков, в то время командующий войсками ПВО страны, предлагал в 1-ю армию своих подчиненных, родители которых были репрессированы в 1934–1939 годах, почему их сыновей к секретной работе не допускали. Среди них оказался капитан Орест Петрович Августыняк, порученец Байдукова. Михаил Иванович поднял из архива следственное дело на отца Ореста, в котором были подшиты фотография и единственный лист, где содержалось одно сообщение: архитектор Августыняк в Подмосковье стоял на горке и показывал иностранцу свою дачу. На основании этого сообщения его осудили на пять лет лишения свободы, направили в исправительный лагерь на север, где через три года он умер. Остались жена Мария Сергеевна, сын Орест (1919 г.р.), дочь Агнесса (1920 г.р.), и был еще один сын, который погиб на фронте. Между тем иностранец был сотрудником Коминтерна, а архитектор решил подарить свою дачу детям работников этой организации. Дачу-то подарил, а сам был осужден. Михаил Иванович дал Оресту Петровичу допуск к секретной работе, и тот дослужился до полковника. Августыняк был хорошим хозяйственником, имел большие связи, поэтому Зиберов после его увольнения в запас взял его к себе в институт своим заместителем. Мы дружили с ним и его семьей. Мария Сергеевна до конца своей жизни была благодарна Михаилу Ивановичу за то, что, как она говорила, вытащил Ореста из грязи, и на все праздники приглашала нас в гости.