Артём Сергеев - Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца

По-моему, Катя Тимошенко — вторая жена — Сталину нравилась. Но у самого Василия с ней было холодновато. Дочь маршала Тимошенко, Екатерина Семёновна, была женщиной царственной красоты. Но была она холодной в доме, не чувствовалось её гостеприимства, и не созда­ла она тёплой, благожелательной атмосферы. Его это угнетало. Он любил, чтобы были товарищи, может, любил больше, чем женщина может выдержать. Ему были нужны домашняя теплота, уют, чего Екатерина Семёновна — красивая, всегда хорошо одетая, прибранная — создать ему не могла. У них было двое детей, Вася и Светлана. Вася умер в возрасте 23 лет. Светлана ушла из жизни в возрасте около 42 лет.

Встретился он позже с очень интересной жен­щиной, волевой, сильной физически и морально — чемпионкой СССР по плаванию Капитолиной Георгиевной Васильевой, ставшей его женой. Ко­гда она появилась в доме, надо сказать, её силы воли, уравновешенности хватало, чтобы в семье наступил покой. Василий был неуёмен, и она его сдерживала, как могла. Василий после войны осо­бенно почувствовал, что его дни уйдут вместе с его отцом, и у него появилось внутреннее отчая­ние, случались срывы.

Е. Г.: Говорят, что он бабником был.

А. С.: Какие-то случаи исключать нельзя. Я не был в курсе всех деталей его личной жизни, но, зная его характер (он не прочь был повеселить­ся), допускаю какие-то моменты. Да и надо по­смотреть, с чьей стороны исходила инициатива. Не секрет, что интерес к такому человеку, как Василий, мог быть и вполне прагматичным. Его хотят облить грязью, и то, что сейчас слышишь порой — это утрирование. А то и прямая клевета, переврано все многократно. И я как друг считаю своим долгом восстанавливать его доброе имя. Василий был прекрасным человеком. Не идеальным. Но хорошим, достойным. Он метался, понимая, что жив, покуда жив отец. Над ним маячили Берия, Хрущёв, Маленков и Булганин. Они его на свободе не оставят — он знал это. Отсюда, видимо, и появляющаяся порой бесшабашность в его поведении.

Е. Г.: Кроме спорта и лётного дела интересо­вался чем-то? Читал?

А. С.: Да, он много читал, особенно в детстве. Любил Лавренева, Горького, Шагинян, Пастернака, нравился ему «Разгром» Фадеева за то, что человек, потерпев поражение, не теряет себя. Он говорил: «Вот это мужик! Его разгромили, а он сопли не распустил, остался боевым командиром». Любил читать о преодолении человеком обстоятельств, интересовался книгами, в которых опи­сана авиация, действия летчиков. В 1938 году вы­шли книги Ассена Джорданова «Ваши крылья» и «Полёт в облаках». Это очень хорошие книги для первоначального знакомства с авиацией. Ва­силий их буквально вызубривал. Ему очень нра­вились афоризмы, их было много в книге. Например, «Изменить свое решение на посадке — все равно, что пригласить друзей на свои похороны». Рассказывал о прочитанном, мы обменивались мнениями. Он не увлекался бездумным геройством и случайным успехом, а любил читать об ус­пехе, которого добились через преодоление, когда обстоятельства против. Это было характерно и для него. Любил читать о конном деле, кавалерии, и всё, что мог схватить интересного об авиации, — читал, продумывал, запоминал.

Е. Г.: Сам не думал писать?

А. С.: Такого разговора никогда не было.

Е.Г.: А театр любил?

А. С.: Очень любил театр, МХАТ. Это, очевид­но, от отца. МХАТ Сталин очень любил, считал образцом. И Василию эти симпатии и предпочте­ния, видимо, передались.

Набор пластинок у него был дома: классика, оперетты, оперы «Князь Игорь», «Хованщина», «Царская невеста». О «Евгении Онегине» нечего и говорить, часто слушали.

Е. Г.: Как застолья проходили? Танцевали?

А. С.: Танцевали. Но мы ведь с 17 лет были уже в казарме. До этого школа, в 20 лет кончилась ка­зарма, началась война. А после войны на домаш­них праздниках, днях рождения танцевали. Ва­силий подражал отцу: никаких пустых тостов, а о чём-то конкретное слово. Василий ещё любил посмеяться немножко, когда вел застолье, осо­бенно над нерешительностью человека, чтобы не сказать трусостью. Ведь в то время проявлять трусость даже мальчишкам было позором. Василий с детства не терпел слова «боюсь». В играх дети, бывает, говорят: «Боюсь». У Василия этого слова в лексиконе не существовало, оно его выводило из себя. У Василия робости, нерешительности, трусости не было ни в каких ситуациях. Единственное, чего он боялся — огорчить отца, сделать что-то плохо для него. Хотя случалось это у него неоднократно. Отца он почитал за божество. Но не как идола: он понимал его масштаб, его значение.

Талантливейший человек — Василий. К себе относился очень жестоко. Чрезвычайно терпелив был. Даже профессор Очкин, который еще до войны делал ему операцию на аппендицит, ногу позже оперировал, говорил: «До чего же терпелив человек!»

Е. Г.: Любимые блюда, напитки были у Василия?

А. С.: Он любил кавказские блюда. Не пото­му что это вкусно, а потому что — кавказские. Он всё-таки считал себя грузином, хотя грузинского языка не знал, на грузина не был похож, в Грузии бывал мало, но считал себя грузином. Потому и любил музыку грузинскую, ансамбли, пляски.

Е. Г.: А сам танцевал грузинские танцы?

А. С.: Нет, я никогда не видел, во всяком случае.

Е. Г.: Он был заботливым отцом?

А. С.: Проявлять заботу и внимание у него не всегда получалось. Сначала шла война, затем новая жена появилась. Дети от первого брака остались у него — он тут власть употребил. Екатерина Тимошенко к его детям относилась прохладно. Зато когда появилась Капитолина Георгиевна, де­ти сразу были обласканы. Жить с Василием было очень нелегко, но она находила силы. Она с собой в дом принесла тепло. Он её очень уважал за тер­пение, за теплоту, которую она создавала в доме.

Детей он, конечно, любил. Пусть по-своему. Он был строг, иногда раздражителен. Его посадили в тюрьму, когда детки были маленькие. Старший, Са­ша, родился в октябре 1941-го, а Василия посадили в апреле 1953-го. Увидели они его уже в 1961 году, через восемь лет. Его как-то отпускали и снова посадили. Полное беззаконие: он приговорен был с направлением в лагерь, а держали-то его в тюрьме. Лагерь хоть какая-то воля. А тюрьма — клетка, там под контролем полностью, жёстче всё. Он — очень деятельный человек, с кипучей энергией, любящий любой труд, и ему особенно было мучительно сидеть в клетке.