Элизабет Рид - Жизнь и приключения капитана Майн Рида

Поднявшись на сидение, Майн Рид взял вожжи и с помощью кучера и слуги повел сани по дороге, направляясь в городок Росс, находившийся в четырех милях. Жена писателя тогда болела и не могла его сопровождать; она не без дурных предчувствий следила за его отъездом.

Поездка оказалась полна приключений, каких не было в предыдущем случае. Тогда капитан проводил эксперимент на ровной гладкой дороге и общинном лугу Джеррардз Кросса, к тому же он тогда владел своими конечностями. Теперь же он ехал по узкой извилистой тропе, местами перегороженной сугробами, с крутыми спусками и подъемами, а лошадьми управлял калека!

Вначале продвигались благополучно, хотя и медленно, проехали примерно полторы мили, но тут впереди показался огромный сугроб, и лошади не смогли его преодолеть. Кучер и слуга напрягали все силы, но бесполезно. Что делать? Повернуть сани на узкой дороге невозможно; нельзя были ехать ни вперед, ни назад. Из-за непогоды на дороге никого не было. Наконец достали лопату и с помощью случайного прохожего раскопали сугроб, так что удалось добраться до главной дороги, по которой продвигаться стало легче. Майн Рид решительно намеревался достичь цели и поразить жителей Росса; и ему удалось и то и другое!

Обратная дорога проходила гладко, пока не добрались до узкой тропы, ведущей к Фрогмору. Писатель находился в отличном настроении; ему казалось, что он достиг своей цели. И вот, когда он посмеивался про себя, напевал вполголоса и щелкал кнутом, сани перевернулись и прочно застряли в снегу!

Становилось поздно, и миссис Рид с тревогой ожидала возвращения саней, когда, к своему ужасу, она увидела подъезжающего верхом на одной из лошадей, которые были впряжены в сани, кучера. Она побежала к выходу, чтобы узнать, что стало с ее мужем. Кучер прежде всего заверил ее, что с хозяином ничего не случилось, и потом рассказал, что произошло.

Место, где случилось несчастье, находилось на расстоянии в полторы мили от дома. Сначала изо всех сил пытались поднять сани, но безуспешно; пришлось посылать домой за оглоблями и колесами, за новой упряжью и инструментами, чтобы превратить сани в обычную повозку. Так как Майн Рид не мог идти домой пешком или ехать верхом на одной из лошадей, ему пришлось сидеть, завернувшись с меха. К счастью, у него была с собой грелка для ног и фляжка бренди, и это сделало ожидание более терпимым.

Когда прибыло подкрепление, выяснилось, что одно из полозьев сорвано. К тому времени когда корпус поставили на колеса, уже совершенно стемнело. Наконец добрались до дома и безопасности. Такова была поездка Майн Рида в санях! На следующий день один из друзей сказал ему: «Знаете, капитан, такое могло случиться только с вами: вы даже в этой прозаической земле нарываетесь на приключения!»

В 1882 году Конгресс Соединенных Штатов предоставил Майн Риду небольшую пенсию за его службу во время Мексиканской войны. Впоследствии пенсия была увеличена, но бывший солдат почти не успел ею воспользоваться. Однако после его смерти вдова продолжала ее получать.

Майн Рид серьезно подумывал о том, чтобы оставить Херфордшир. Статьи по естественной истории он завершил, закончил также письма о сельской жизни в Англии и другие работы; в письмах к друзьям он неоднократно говорит, что «устал от Херфордшира» и хочет снова жить в Лондоне. К тому же хрупкое здоровье жены вызывало у него тревогу. И вот в феврале 1883 года они решили переехать на постоянное жительство в Лондон. Относительно предстоящего переезда Майн Рид в письме к другу пишет:

«Я давно считал, что этот старый красный песчаник пагубен для здоровья и вызывает ревматизм всевозможных разновидностей. Все местные дороги заполнены хромающими калеками; и мой радикулит по крайней мере отчасти, если не полностью объясняется местным климатом. К тому же я здесь оторван от всего мира».

Майн Рид чувствовал, как вокруг него собираются тени, и хотел закончить свой труд в великом Лондоне, в месте своего первого литературного триумфа. Лондон для него был полон знакомых и родственных духов. Даже живя в Херфордшире, он часто приезжал с город и всегда останавливался в своем любимом отеле «Ленгхем». В некоторых газетах по поводу его поездок появилась такая любопытная заметка:

«Капитан Майн Рид каждую неделю приезжает в город и, прибыв в отель «Ленгхем», тут же посылает своей молодой очаровательной жене одно-единственное слово «Бродяга».

Объяснение таково. Когда Майн Рид уезжал один, жена всегда давала ему с собой открытку с готовым адресом; он должен был сообщить о своем благополучном прибытии, бросив открытку в почтовый ящик. Обычно он писал одно-два слова. Иногда: «Прибыл», в другом случае «Приехал». А для разнообразия написал «Бродяга». Эту открытку он случайно попросил отправить одного молодого американца, которого крайне удивило странное слово, и он рассказал об этом в отеле. Но писатель не стал удовлетворять ничье любопытство, и история в конечном счете дошла до репортеров.

В начале марта Майн Рид поселился в Лондоне на Блумфилд-роуд, Мейда-Хилл; в новое жилище он перевез большинство своих вещей из Херфордшира. Обнаружив, что на наемные экипажи в городе тратится почти столько же денег, как и на содержание своего, он попросил своего верного кучера привести лошадь из Росса. Преданный Уильям Дэвис до самого конца оставался с хозяином.

Последняя статья, направленная Майн Ридом в газету, называлась «Коронация царя»[55] и была напечатана в «Эхо» 4 июня 1883 года. Вот небольшой отрывок из этой статьи:

«Прежде всего это дело отвратительно в религиозном аспекте. Мы читаем о том, как самый обыкновенный человек, возможно, тиран в зародыше, получает поклонение, какое подобает только Богу; и не только получает, но считает своим по праву! Поистине кажется, что мы снова вернулись к коленопреклонениям и суевериям темных варварских времен. Все это пышное зрелище не только не свидетельствует о прогрессе цивилизации, но напротив – обозначает возврат к варварству, к пышности Великого Могола, к сражением диких зверей и гладиаторским представлениям древнего Рима. Такие зрелища не только не свидетельствуют о силе и славе народа; напротив, они говорят о его слабости и позоре…Такое откровенное провозглашение божественного права королей, казалось бы, давно забытое и отставленное, является очевидной провокацией, перчаткой, брошенной в лицо прогрессивным людям, вызовом, требующим ответа, даже отмщения».