Леонид Колосов - Мёртвый сезон. Конец легенды

Американские разведчики тем временем сообщили своим британским коллегам ориентировку на Хаутона. Так, на всякий случай, в порядке обмена информацией, английская контрразведка разыскала вернувшегося на родину Хаутона и установила за ним профилактическую слежку. И вдруг неожиданная и абсолютно случайная удача. Были зафиксированы тайные встречи Хаутона с неким сэром Гордоном Лонсдейлом… А потом сенсационный провал советского разведчика-нелегала. Кстати, когда Гарри и Джи были арестованы, оба в один голос твердили на допросах, что работали за деньги на американцев и не видели особого греха в продаже британских секретов их главному союзнику…

Я уже сказал о том, что в провале Конона Молодого в немалой степени была виновата наша служба. Это мое мнение. И оно находит подтверждение в мемуарах генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, озаглавленных «Разведка и Кремль».

Павел Судоплатов — это бывший начальник печально известного «Бюро № 1 МГБ СССР», специалист «номер один» по мокрым делам, как выражаются уголовники. Он пишет о провале не только Коно-на Молодого, но и его «крестного отца», Абеля-Фишера, что тоже немаловажно для нашего повествования. Читаем: «Во время пребывания Фишера в Москве, приехавшего в отпуск, Абакумов или, кажется, Молотов подняли вопрос о розыске Орлова (предатель, бывший сотрудник ОГПУ, сбежавший в Америку. — Авт.). Я решительно возражал, напомнив, что Центральный комитет запретил нам его преследовать. Кроме того, Орлов сразу заметит слежку и любые попытки наших агентов найти подходы к его родственникам. Мысль об использовании Фишера для поисков Орлова подал Коротков (кодовое имя «Длинный») — в свое время предполагалось, что он будет помощником Орлова по руководству агентурной сетью во Франции, и ему было известно о планах использования Фишера в качестве радиста у Орлова, так и нереализованных в 30-е годы… Позднее именно Коротков стал виновником провала Фишера. В 1955 году он в качестве помощника направил к Фишеру агента Рейно Хейханнена. Тот любил выпить и, растратив оперативные средства, нарушил правила конспирации, а когда его решили отозвать в Москву, остался в Америке и выдал Фишера (Рудольфа Абеля)…

Абель жаловался, что его используют в качестве музейного экспоната и не дают настоящей работы. То же самое говорил и Конон Молодый…

Абель рассказал мне историю своего ареста. Когда он попытался забрать тридцать тысяч долларов, спрятанных на явочной квартире в Бруклине, так как ему было приказано отчитаться за них перед Центром. Мы оба решили, что было неразумно возвращаться за деньгами… Но он боялся, что если не вернет деньги, то его заподозрят в том, что он их присвоил…

Лонсдейл (кодовое имя «Бен») был не меньше Абеля возмущен тем, что Центр связал его с агентом, работавшим в странах восточного блока под дипломатическим прикрытием. Это являлось нарушением элементарных правил конспирации, запрещавших нелегалу-резиденту вступать в прямой контракт с лицами, которые в силу длительного пребывания в странах Варшавского Договора автоматически находились в сфере постоянного наблюдения контрразведки своей страны».

Что же, вряд ли у кого возникнут подозрения в отношении объективности покойного «специалиста № 1» по мокрым делам в МГБ СССР. Ему незачем было врать…

А теперь продолжим историю обмена моего друга на агента британских спецслужб.

Утром 21 апреля 1964 года сразу же после завтрака Конона отвели в баню. Едва он успел раздеться, как в баню вбежал тюремщик Берджес. Он заведовал тюремной «приемной», где происходило оформление заключенных при поступлении в тюрьму и при выходе из нее. Увидев своего подопечного в костюме Адама, он крикнул, чтобы тот срочно одевался и шел к начальнику тюрьмы. Быстро одевшись, Молодый прошел с ним в свою камеру. По дороге Берджес сказал, чтобы Молодый как можно быстрее собрал свое имущество. Зайдя в камеру, он увидел, что у Конона много книг, банок с сахаром, маргарином и прочим барахлом, которое накопилась за время заключения. Под кроватью Конона хранился картонный ящик, который он припас сразу же после медицинского осмотра. Имущество было сложено. Не задерживаясь, оба направились в «приємную». Там Молодый переоделся, перевязал веревкой ящик с книгами, который принес из своей камеры, и другой, хранившийся вместе с одеждой в «приемной». Затем ему выдали «ценности». Он расписался в их получении и был очень доволен, что в свое время проследил, чтобы эти предметы были зарегистрированы в описи отобранных у него вещей. Все-таки память об «английском» периоде жизни. После этого Берд-жес отвел Конона в кабинет начальника тюрьмы мистера Харриса. Помимо него, в кабинете находились еще двое. Один из них оказался важным чином из министерства внутренних дел. Другой незнакомец назвался представителем бирмингемской полиции. Ему, оказывается, было поручено сопровождать Молодого до самолета.

Харрис представил всех друг другу. Представитель министерства внутренних дел сказал, что у него есть пакет, который должен быть вскрыт только в присутствии Молодого. Достав из кармана большой конверт, он демонстративно сломал сургучные печати. Внутри был другой конверт, поменьше, который он передал начальнику тюрьмы. Этот тоже показал печати и вскрыл конверт. Затем он принялся читать довольно длинный документ, написанный на принятом в Англии официальном жаргоне, о котором сами англичане говорят: «К чему писать одно слово, когда его можно заменить пятью». Содержание бумаги сводилось к тому, что в соответствии с тюремными правилами от марта 1964 года господину Гордону Лонсдейлу предоставляется временное освобождение. Его доставят на базу королевских военно-воздушных сил в Западном Берлине и обменяют на британского подданного. Если по какой-либо причине обмен не состоится, советского разведчика доставят обратно в Соединенное Королевство и он добровольно отдаст себя в руки тюремных властей…

Закончив читать этот документ, начальник тюрьмы показал подпись заместителя министра внутренних дел. При этом он сказал, что счастлив поздравить бывшего заключенного с освобождением и желает удачи. Остальные тоже присоединились к нему.

Наконец, наступило для Молодого время начать путь к свободе. Старший полицейский чин, который должен был сопровождать его до самолета, извиняющимся голосом сообщил, что ему приказано надеть на освобожденного арестанта наручники, хотя он сам не видит в этом никакой необходимости в данных обстоятельствах. Конон попрощался с начальником тюрьмы Харрисом, поблагодарив за человечное отношение к нему. Харрис промолчал в ответ и лишь пожелал счастливого пути. Напоследок он пожал своему бывшему подопечному руку и неожиданно сказал по-русски: «До свидания»…