Алан Маршалл - Это трава

— Ничего он не имеет, — сказал я со злостью, бросив на Стрелка сердитый взгляд.

— Ладно, ладно! — воскликнул он, махнув рукой. — Он много говорил о тебе, вот я и хотел узнать…

Он снова стал расхваливать свои пирожки прохожим я немного погодя продолжал:

— Артур в субботу трепался с Драчуном насчет тебя. Все выспрашивал, не путаешься ли ты с девками. — Тут Стрелок понизил голос и доверительно спросил: — А есть у тебя какая-нибудь девка?

— Нет, — сказал я.

— Ты какой-то порченый, — сказал он с презрением в голосе и выпрямился во весь рост. — А туда же — важничал! Буду, мол, писать книги, и то и се — а девки завести не сумел!

— Всю следующую неделю я каждый вечер приходил к тележке с пирожками, надеясь застать там Артура еще до пятницы. И вот как-то часов около одиннадцати вечера, когда я возвращался домой по Элизабет-стрит, меня неожиданно остановил какой-то рослый мужчина. Он стоял с кем-то в дверях магазина и, увидев меня, вышел на середину тротуара, окликнул и протянул мне руку. Я остановился и глянул в его суровое лицо. Я догадался, что передо мной сыщик, и напряженно ждал, что он скажет.

— Как тебя зовут? — спросил он. Я ответил.

По моему виду он, вероятно, понял, что я напуган, и, взглянув на меня приветливей, сказал:

— Не бойся, мы не за тобой. Я просто хотел дать тебе совет, только и всего. Ты стоял возле тележки с пирожками с восьми часов, верно?

— Верно.

— Что ты там делал?

— Разговаривал.

— С кем?

— С Драчуном.

— О чем вы говорили?

— Он рассказывал мне о своих встречах с разными боксерами на стадионе.

— В этом, конечно, нет ничего дурного; беда только, что это у тебя вошло в привычку. Послушай моего совета — держись от этих мест подальше. Не показывай там носу. Можешь болтаться в других кварталах, если тебе нравится, но этот угол обходи стороной. Мы за него ваялись всерьез. Не знаю, вольно или невольно, но ты затесался в компанию самых отъявленных мошенников Мельбурна. И если ты окажешься среди них в момент облавы, то и тебя заберут. Теперь ты понял, о чем речь?

— Понял, — сказал я.

— Мы знаем, что сам ты ни в чем не замешан, но у нас на примете кое-кто из парней, с которыми тебя видели. — Тут он сразу изменил тон и сказал резко и повелительно: — Сколько человек работает на «жучка», который собирает ставки на лошадей?

— Не знаю, — сказал я. — Я на скачках не играю.

— Ты хочешь сказать, что отвечать не намерен? — сказал он и добавил уже дружеским тоном: — Ладно! Только сматывайся отсюда и держись подальше от тележки с пирожками. — Он похлопал меня по плечу. — Ну, быстро, проваливай!

Я спустился по Элизабет-стрит и дошел до угла Коллинз-стрит. Постоял там и вскоре увидел обоих сыщиков; они шли по Коллинз-стрит, направляясь в полицейское управление, помещавшееся на Рассел-стрит. Я поспешил обратно к Драчуну и рассказал ему обо всем, что произошло. Выслушав меня, он осмотрелся по сторонам, задерживая взгляд на людях, стоявших неподалеку от тележки.

— Они только что прошли, — сказал он в раздумье. — Единственно, кого они могли заметить здесь сегодня, — это Стэггерса. — Он кивнул на человека, который стоял, прислонившись к стене гостиницы.

Затем Драчун подбросил полено в печурку и положил руку мне на плечо.

— За меня не тревожься. Против меня у них улик нет. Они разыскивают «жучков», работающих на скачках, те кого-то нагрели, а он возьми и наябедничай. Не разбираются в людях. Но ты держись в стороне. Я на днях к тебе забегу.

— Слушай, Драчун, — сказал я. — Артур хотел встретиться со мной здесь в пятницу вечером. Если он появится, скажи ему, что я его жду около театра «Мельба».

— Ладно, скажу. — Он протянул мне руку: — Ну, пока. Я пожал ее.

— Ты хорошо ко мне относился, — сказал я. — Спасибо.

— Проваливай, — сказал он и шутливо ткнул меня в бок. — Ты — парень что надо.

Я отправился домой, но, пройдя немного по улице, обернулся. Драчун все еще смотрел мне вслед. Он помахал рукой, и я помахал в ответ.

Чувство страшного одиночества охватило меня. Совет сыщиков был равносилен приказу. Подчинившись ему, — а другого выхода у меня не было, — я порывал не только с людьми, с которыми подружился и с которыми мог разговаривать, но вообще изолировал себя от жизни города. Стоя вместе с другими у тележки, я чувствовал себя одним из многих. Я как бы приобщался к жизни более насыщенной и интересной, чем та, которую знал и видел сам, гораздо более интересной, потому что она складывалась из жизней множества разных людей.

Я мог лишь соприкоснуться с этой большой жизнью рисовавшейся мне весьма смутно, — на большее я не рассчитывал, — но здесь, у тележки с пирожками, я, по крайней мере, стоял у ее порога. Путь к заветной цели начинался за этим порогом.

«Но, — думал я, — должны ведь существовать и другие пути, их должно быть много. Вся трудность в том, как найти, как распознать их». Казалось, все надо начинать сызнова, и при этой мысли сердце мое сжималось.

Чтобы способности человека развивались по-настоящему, необходимо общение с другими людьми, — это я понимал. Отец как-то говорил мне, что пристяжные в упряжке не менее важны, чем коренники, и что большинство людей — это пристяжные.

Самое главное — это попасть в упряжку. Но как? Мой небольшой опыт говорил мне, что в современном обществе человек, пожелавший стать пристяжной, отбирается по тому же принципу, что лошадь для упряжки. Если так, мне не на что было рассчитывать.

И неожиданно мне в голову пришла мысль, что до сих пор я жил как наблюдатель, а не как участник жизни, и в этом повинен я сам. Нельзя ждать, пока тебя кто-то выберет, надо самому искать свободное место и занимать его.

Я со стороны наблюдал происходящую в мире борьбу, совсем как когда-то во время стачки полицейских, со стороны смотрел на драки, бушевавшие на Суонстон-стрит. Теперь, оглядываясь назад, я понимал, что эти драки можно было быстро прекратить, — нужно было только обратиться к дерущимся с какими-то неведомыми и недоступными мне словами, нужно было произнести их с должной силой и убедительностью, и все было бы кончено. В этом я был уверен.

Люди превращаются в скотов из-за того, что те, кто знает нужные слова, из страха или из корысти не решаются их произнести, а те, кто хотел бы сделать это, слов этих не знают. Я принадлежал к последним.

В пятницу вечером, когда я дожидался у входа в театр «Мельба», ко мне подошел Артур. Он шел по улице — такой же прямой, как прежде, и той же легкой походкой. Он еще издали начал улыбаться мне, но взгляд, устремленный на меня, был серьезен, пристален и, наверно, сказал Артуру обо мне все.