Александр Судоплатов - Дневник

– Кто идет? – крикнул Тихий, беря винтовку на руку, забывая, что не он здесь начальник.

– Свои! – ответили те. – А вы кто?

– Алексеевского партизанского полка! – ответил Тихий.

Подошли ближе. Один из них в бурке с солдатской кокардой на фуражке. Остальные в шинелях (погон не заметил). Первого остальные величали «господин поручик», что впоследствии нам показалось подозрительным.

– Куда идете и зачем? – спросили они.

Мы сказали.

– Разве на Мушкетово добровольцы? – удивились они. – А нам сказали, что там никого уже нет!

– Да вы далеко не заходите! – предупредили они нас. – А то здесь где-то близко, говорят, красные.

Мы распростились и ушли. Тихий перед уходом отдал честь «типу в бурке» и проговорил: «Господин поручик, разрешите у вас закурить!»

Тот любезно предложил папиросу. Нам показались они подозрительны, и, пройдя с полверсты, мы решили, что это местные большевики.

– Идем их арестуем! – оборачивался назад Тихий, но их и след простыл.

Вошли в Юзовку. Город пустой и унылый. Тускло качаются от ветра редкие газовые шары. «Мы, прежде чем достать подводы, пойдем пограбим жидов!» – заявил наш старший. Два наших старика что-то пробурчали, но он их не послушал.

– Вы знаете, – добавил он, – что власть уже удрала из Юзовки и в городе никого нет, так что свободно можно грабить.

Мне это предложение было не по душе, но делать нечего. Старший все делает. Идем по пустынной улице, разглядываем, где богаче дом. Подошли к одному, стучали, стучали в ворота – ответа нет. Около ворот какой-то деревянный сарайчик.

– Лезь, Тихий, через крышу и отопри со двора! – командует старший.

Тихий полез по деревянной крыше. Треснули мерзлые доски, и эхо отозвалось на пустынной улице. Долго Тихий возился с калиткой, но она была заперта на ключ. Он стучал в окна дома, но, вероятно, перепуганные обитатели боялись подать голос. Мы начали мерзнуть на улице и уже говорим караиму, если он не пойдет сейчас за подводами, мы его бросим и сами пойдем.

– Идите! – ответил он. – Если не хотите подчиняться, потом по закону ответите!

Тихий разбил прикладом стекло в окне и, выругавшись, полез обратно через крышу. Наш старший ругался на нас, и мы безрезультатно пошли дальше. Подошли к небольшому домику.

– Хозяин! – стучит караим в дверь.

Дверь открыла перепуганная старуха.

– Вы жиды?! – кричит караим, входя в дом. Обстановка бедная, две комнаты и две старухи.

– Нет, мы русские! – испуганно заявляют они.

Караим заглянул под кровати и начал допрашивать, где живут жиды и у кого есть поблизости самогон. Старухи крестились и говорили, что ничего не знают. Мы начали грозить караиму, что уйдем от него, если он не оставит своих выходок. Это был один из типов, которые и губят Добровольческую армию своими «делами». Он заявил старухам, что он начальник карательного отряда и что ему дан приказ уничтожить Юзовку! Старухи совсем перепугались. Наконец он вышел. Тихий стал извиняться перед старухами за беспокойство и сказал, что мы русских не трогаем, пожелал спокойной ночи, и мы вышли. Караим отчаянно ругался за свои неудачи. Подошли к большому одноэтажному дому. Постучали. Дверь открыл еврей – в одном белье. Зашли в комнату – обстановка средняя.

– Да, мы евреи: я и сын в кровати – больной.

– Давай деньги! – закричал караим, беря на руку винтовку.

– Ой, какие же вам деньги, – взмолился еврей, – когда казаки у меня все до нитки забрали!

– Тихий, – крикнул караим, – мину подложил под дом?!

– Так точно, ваше высокоблагородие! – неуклюже беря под козырек, ответил Тихий.

Еврей, вероятно, перепугался и полез в карман брюк.

– Вот семьдесят рублей!

– Давай еще!

– Нету. Ей-богу!

– Открывай………. комод!..

Еврей повиновался и открыл ящик с бельем.

– У тебя, Тихий, нет белья?..

– Так точно!..

– Выбирай!.. Так… бери и полотенце… так… бери еще пару… ну теперь давай я возьму, а теперь давай еще денег! – крикнул караим и приложил дуло винтовки ко лбу еврея.

– Ой вей! – вскочил больной сын и упал с кровати. Хозяин покопался в комоде и достал двести рублей, затем еще пятьсот.

– Тихий! Выйми мину! – скомандовал караим.

Тихий полетел в сени и, переворачивая с грохотом разное барахло, возился там минуты две.

– Мина вынута! – доложил он, входя.

– Идемте! – к великой радости семьи скомандовал караим.

Вышли на улицу. Мороз еще усилился. Вдали в конце улицы раздался тревожный свисток. Вероятно, там происходило то же. Сзади раздался другой свисток, и опять тишина. Гулко отдаются шаги наши по пустынной улице, и тускло колеблются газовые шары. Мы идем теперь за подводами за Юзовку. Караим нас ругает, а мы его. У меня замерзли руки, винтовки у всех без ремней, и приходится нести в руках. Наконец вышли за Юзовку. Семеновка где-то верстах в трех после по шоссе. Опять хрустит под ногами блестящий снег, искрится от месяца. Прошли с версту. Вдруг впереди блеснул огонек. Ближе, ближе. Огонек исчез куда-то вниз. Подходим. Сбоку шоссе в канаве сидит человек. Очевидно, спрятался от нас. У него мешок с чем-то и шахтерская лампочка в руках.

– Ты кто? – спустились мы в канаву.

– Шахтер!

– Откуда идешь?

– С ночной смены!

– А что в мешке?

– Уголь!

Пощупали, действительно уголь. Хотели идти дальше, но Тихий что-то заупрямился.

– Стой! – запротестовал он. – Мандат надо проверить, чи той як его местожительство чи як воно![23]

– Да ну тебя к черту! – закричали мы. – Мы замерзли.

Тихий сконфузился, и мы пошли дальше, оставив шахтера, который нес, очевидно, краденый уголь.

Проходим какой-то полустанок, рудники и наконец после долгих расспросов, замерзшие, отыскали в овраге хутор Семеновку.

23 декабря. Утром выступили походным порядком. Оттепель. Но не грязно. У каждого на сапогах лапти. Сахар несем по очереди. Тяжелый. ½ пуда ведь. Слева где-то ухают орудия. Красные уже нас опередили, пока мы сидели в Мушкетово. Ноги теперь не болят. Нас в ротах человек по 50. Сзади целый обоз идет с пустыми кухнями и брошенными винтовками. Теперь на весь батальон варит одна кухня. По дороге валяются лапти, лапти, лапти и лапти. Сползет с сапога. Одна на ноге, другую утерял. Вся дорога усеяна лаптями, наконец ни у кого не осталось лаптей. Прошли Прохорово, Бешево. Идем быстро, без остановок, потому что красные нас отрезывают. Везде, где остановимся, пьем чай. Сахар сыплем деревянной ложкой полкружки и раздаем всем, чтобы меньше было – легче нести ведь. Ночевали в Киреево. Большое село Донской области.

24 декабря. Вчера прошли Кальмиус-реку и вступили в Донскую область. Прощай, Екатеринославская губерния, когда-то я вернусь к тебе. Увижу ли твои равнины? Интересный случай был ночью. Мы пришли в Киреево и остановились у старика и старухи – богатые. Нас поставили на квартиру 8 человек, а у них уже стояло четыре улана с лошадьми[24].

– Куда, куда, тут и так полно! – протестовали уланы, не пуская нас.

Они здесь расположились как дома. Едят и пьют чужое, ведь не свое. Наше начальство долго с ними спорило. Наконец уланы, видя, что не ночевать же нам на улице, угомонились. По обыкновению мы, пехота, тащим солому и на полу ложимся покатом. Уланы спят на подушках и перинах. Ночью один улан встал покормить лошадей. Сквозь сон слышу голос улана:

– Дед, где у тебя ячмень?

Голос деда (плачущий):

– Да дэ ж вин у менэ. Було всего пьять четвертей[25].

Улан:

– Где ключи от амбара?

Дед:

– Не знаю!

Улан:

– Что?.. А ну-ка… Так бы и давно… Давай ключи… Да поразговаривай еще!

Утром встаем, по обыкновению, рано, уланы еще лежат. Им что, они на конях, успеют удрать всегда.

– Дед, нет ли у тебя хлеба? – спрашиваем мы.

– Нет, – отвечает дед.

Мы предлагаем в обмен сахар. Дед упирается. «Нет», – говорит.

– Эх вы, пехота! – укоризненно заговорили уланы. – И просить не умеете.

– А ну-ка, баба, – крикнули они, – перепечки[26] и сметану в два счета на стол!

Через 15 минут на столе стоял горшок сметаны, а баба не успевала вынимать из печи горячие перепечки. А мы один за одним лазили в горшок, макая коржи в густую холодную сметану.

– Вот так уланы, – смеялись наши солдаты, уплетая перепечки, – недаром мы так и драпаем быстро, от перепечек ведь! – смеялись наши. Сегодня сделали больше 40 верст. Вышли из Киреева, было еще темно, и к вечеру подошли к Таганрогу. Заходили в донские станицы. Мы сразу просили чаю и щедро дарили хозяев сахаром, чтобы легче нести, уже его осталось фунтов 20. Тихий везде представлял нашу компанию хозяевам.

– Вы не бойтесь нас, – вежливо говорил он хозяевам, – мы люди интеллигентные, образованные, я и он (указывал он на Шпака или Половинку) – чиновники почтового ведомства, а он (указывал он на меня) студент выше среднего училища (хотя я ему не раз замечал, что у нас только был табак выше среднего, а училища такого не было). Старые солдаты, которые еще идут в роте, смеются над нами: «Ишь, привыкли по квартирам чаи распивать, вы по-походному, как в германскую войну!» – и едва остановимся, они сразу котелки с водой на кирпич и соломкой и дровами сами греют чай. Мы уже напились у хозяев, а они еще греют.