Мария Баганова - Рудольф Нуриев

Вера Костровицкая сказала ему: «Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе вероятно». Нуриева это ничуть не обидело, а лишь подстегнуло его рвение к танцу, а Костровицкую он впоследствии вспоминал как одного из талантливейших российских педагогов.

Рудольф Нуриев поступил в училище в семнадцать лет. Конечно, это было очень поздно — но по тем временам не критично. Образ жизни людей был совсем иным, и порой талантливые танцовщики слишком поздно определялись с выбором профессии. Поэтому в тридцатые годы Ленинградское училище практиковало прием «великовозрастных» учеников на вечерние курсы, а в сороковые возобновило эту практику — по понятным причинам: слишком у многих «правильный» возраст для поступления пришелся на годы войны. Помогло Нуриеву и то, что он уже имел некоторую подготовку и знал основы хореографии. Его зачислили в шестой класс, который вел сам директор училища Валентин Иванович Шелков. Проучился Нуриев у него недолго: не сошлись характерами. Как педагог Шелков был неплох, недаров ему дали звание заслуженного деятеля искусств, но был он родом из Одессы, а одесситы не привыкли терпеть дерзости.

В молодости Шелков учился у совсем тогда еще молодого преподавателя Александра Ивановича Пушкина, поэтому, даже став директором училища, прислушивался к его мнению. Именно Пушкин и «спас» Нуриева, когда из-за постоянных нарушений дисциплины встал вопрос о том, продолжать ли ему обучение или нет.

Причин для его исключения действительно хватало: Нуриев игнорировал дисциплину и распорядок, принятые в училище, — он делал то, что хотел. Никогда не пропуская занятий танцами, он частенько прогуливал общеобразовательные предметы, исчезал из училища по вечерам, что запрещалось правилами. Его тяжелый строптивый характер проявлялся в общении со сверстниками, с учителями. Если Нуриев уважал кого-то, то он относился к этому человеку с пиететом, но если он считал кого-то недостаточно талантливым, то не считал нужным скрывать это. Неудивительно, что большинство однокурсников и преподавателей относились к нему с настороженной неприязнью.

Однажды вернувшись в общежитие после запрещенной отлучки — в позднейших интервью Нуриев утверждал, что был в театре, — он обнаружил, что его постель и талоны на питание пропали. Это было формой наказания, коллективного осуждения, принятого в те времена. Сейчас бы подобные действия попали под определение «травли», авте годы было вполне естественным, что при полном одобрении преподавателей соученики подстраивали пакости тем, кто, как тогда выражались, выбивался из коллектива.

Нуриев не побежал жаловаться и выяснять, что случилось, он просто лег спать на голом полу, а утром, не позавтракав, отправился в класс. Вечером из-за отлучки от пропустил и ужин тоже, а нагрузка была серьезной, и Нуриев упал в голодный обморок. Последовало разбирательство, и, естественно, виноватым объявили его самого. Но из училища Нуриева так и не выгнали, а перевели к другому преподавателю — Александру Ивановичу Пушкину, которой в полной мере сумел разглядеть самобытный, яркий талант юноши. Он нашел тот единственный аргумент, который перевесил все упреки в заносчивости, упрямстве, недисциплинированности: незаурядный талант Нуриева. Да, заявил он, исключив его, училище может решить многие вопросы, связанные с дисциплиной, но, возможно, мир потеряет великого танцовщика. Что важнее? Аргумент возымел силу — и Нуриева оставили в училище.

Александр Иванович обладал уникальным даром сочинения учебных комбинаций — логичных, последовательных, танцевальных ивто же время чрезвычайно полезных для развития координации, «воспитывающих» тело танцовщика. Эта система, призванная сделать тело дисциплинированным, подвижным и прекрасным, превращала его в чуткий инструмент, послушный воле балетмейстера и самого исполнителя. «Звездный класс» — так называли уроки Пушкина. К нему стремились попасть не только премьеры балета Ленинграда, но и всего мира. У него обучались Михаил Барышников, Юрий Соловьев, Сергей Викулов, Олег Виноградов. Зал, где проводились уроки мастерства, всегда был переполнен.

Даже строптивый Нуриев впоследствии с благодарностью вспоминал своего преподавателя: «Он наполнял душу волнением, тягой к танцу». И это несмотря на то, что его самолюбие нередко страдало при занятиях с Пушкиным — он далеко не всегда поощрял своего ученика. В 1956 году он отказался включить Рудольфа Нуриева в ученический спектакль, считая, что он к этому еще не готов. Однако строптивый Рудольф продемонстрировал Пушкину блестяще исполненную мужскую вариацию из балета «Эсмеральда». Педагогу ничего не оставалось делать, и Нуриев выступил в концерте.

Александр Иванович был его единственным по-настоящему близким человеком в училище, которого он любил и уважал как никого другого. Когда Нуриев должен был закончить девятый класс и покинуть училище, А.И. Пушкин, несмотря на стремление Рудольфа начать самостоятельную карьеру, убедил его еще на год остаться в училище.

На какое-то время Пушкин заменил Рудольфу отца, одно время Нуриев даже жил в квартире у Пушкина. Недоброжелатели, давно обратившие внимание на холодность, которую проявлял в целом темпераментный Нуриев по отношению к женскому полу, сплетничали, что у них роман — и это несмотря на то, что

Пушкин был женат. Но никогда ни Пушкин, ни Нуриев этого не подтверждали. Нуриев всегда, даже после смерти своего учителя, утверждал, что их отношения были отношениями именно между учителем и учеником — и ничем большим. Нуриев вообще уверял, что до своего знаменитого «прыжка свободы» оставался девственником.

Однако этот прыжок принес Александру Ивановичу много неприятностей: ему пришлось неоднократно давать объяснительные показания о своем бывшем ученике в КГБ СССР. Именно тогда у него стало барахлить сердце, что привело к его безвременной кончине: 20 марта 1970 года у Александра Ивановича на улице случился сердечный приступ. И когда упав, он просил прохожих о помощи, слышал упреки в том, что он пьян. Ведь на вопрос «Как вас зовут?» Отвечал «Александр Пушкин.»

В 1958 году двадцатилетний Нуриев участвовал в конкурсе артистов балета в Москве. С партнершей Аллой Сизовой он показал па-де-де из балета «Корсар», автором которого обычно называют композитора Адольфа Адана, но порой — Риккардо Дриго; также в балете использована музыка Цезаря Пуни, Лео Делиба и Петра Ольденбургского. Затем уже один Нуриев продемонстрировал комиссии мужскую вариацию из этого балета. К счастью для нас, это выступление было запечатлено на кинопленке. До сих пор та старая запись производит потрясающее впечатление: Нуриев взмывает в воздух в необычных варварских прыжках с поджатыми ногами и, кажется, на мгновение зависает в нескольких метрах от пола.