Отрешись от страха. Воспоминания историка - Александр Моисеевич Некрич

В 1947 году с Колымы приехал отец Павла Бутягина, химика, с которым меня после моего возвращения с фронта познакомил мой друг Жора Федоров. Бутягин-старший отбыл 10 лет и вот вернулся. Он был старым большевиком, подпольщиком. Во время гражданской войны Юрий Бутягин командовал XI армией, где членом Реввоенсовета был С. М. Киров. В мирное время он был на видной хозяйственной работе. Человек безупречной репутации, умный и веселый, был превращен по мановению невидимого жезла, подобно сотням тысяч других, во «врага народа» и получил самую высшую меру для тех, кого оставили в живых, — 10 лет. И вот он вернулся, не сломленный. Но однажды ночью за ним пришли в дом в Колобовском переулке № 25, кв. 21 и увезли его. Вскоре он скончался в Казанской тюремной больнице.

В том же 1947 году я познакомился с отбывшим 10-летний срок в Сибири сценаристом, музыкантом и звукооператором Яшей Хароном. Ему было 19 лет, когда его арестовали и обвинили в подготовке террористического акта. Он попал в тюрьму, в лагерь, затем работал на заводе. Вместе с ним прибыл его друг по заключению Юра Вайнер.

Люди они были необычайно талантливые. Они сочинили в заключении и привезли с собой томик сонетов, изящных, остроумных и глубоко поэтичных. Эти сонеты они выдавали за якобы принадлежащие французу Гильому де Вонтре (на самом деле такого не существовало), гугеноту, будто бы жившему во времена Лиги и Генриха Наваррского. Харон собирался вернуться на Свердловскую киностудию, куда он поступил работать после освобождения. Вайнер оставался в Москве. Через месяц-другой мы провожали Харона на платформе Казанского вокзала. Было грустно. В купе уже сидел неприятного вида человек средних лет. Яша с какой-то тревогой посмотрел на него. И у всех провожающих было какое-то предчувствие несчастья. Мы обнялись с Яшей, расцеловались и... расстались вплоть до 1956 года. По приезде в Свердловск Яша был арестован вновь. Стоит рассказать о его дальнейшей судьбе. После вторичного освобождения он стал звукооператором московской киностудии «Мосфильм», участвовал в создании многих фильмов и показал себя специалистом необычайной профессиональной виртуозности. Но ему не удалось осуществить «голубую мечту юности» — поставить фильм о Гарибальди по собственному сценарию.

Яша обрел и семью. Он женился на Светлане Корытной, человеке столь же трагической судьбы, что и Яша. Дочь секретаря ЦК ЛКСМУ Корытного, арестованного в те страшные годы, и племянница командарма И. Якира, расстрелянного в 1937 году, Светлана после ареста отца была отправлена в специальный детский дом, где детям внушали, что их родители предатели, враги народа, и дети обязаны были ругать, клеймить и проклинать своих родителей.

Шли годы. Светлана встретилась с Хароном, поженились. У них родился сын. Светлана стала кинокритиком, опубликовала несколько лет назад интересную книжку. Последний раз я встретил ее на спектакле «Как вам это понравится», поставленном студентами в клубе МГУ несколько лет тому назад.

Вскоре Светлана покончила с собой. Рассказывали, что последние месяцы перед самоубийством, она была в подавленном состоянии, говорила о возрождении сталинизма и о том, что впереди снова маячат тюрьмы и лагеря. Яша долгие годы болел туберкулезом. Он недолго прожил после смерти Светланы и умер, оставив 12-летнего сына. За несколько месяцев до смерти ему присвоили звание заслуженного деятеля культуры РСФСР. Перед смертью его одолевали кошмары, и в бреду он повторял: «Лаврентий Павлович (т. е. Берия — А. Н.), отпустите меня, прошу вас, отпустите меня!»

Трудно сказать, о чем вспоминал он в последнем предсмертном бреду. Может быть, это было искаженное воспоминание о том, как следователь сказал ему, 19-летнему юноше: «Я убедился, что вы не виновны. Сейчас вам принесут паспорт, и вы отправитесь домой. Вы мне так понравились. У меня такая тяжелая работа. Я хотел бы подружиться с интеллигентным человеком. Разрешите мне иногда навещать вас дома». И, действительно, принесли паспорт и пропуск на выход из здания на Лубянке. Они вышли вместе. «Вот и машина, — сказал следователь. — Разрешите мне поехать вместе с Вами, я Вас провожу». Так вместе поднялись они по лестнице дома, где жил Яша Харон. Яша протянул руку к звонку, и... следователь задержал его руку и сказал: «Извините, я забыл. Простая формальность. Надо расписаться вот здесь» — и протянул Яше протокол, в котором было написано, что он, Яков Харон, признает себя виновным в подготовке террористического акта. Но именно это признание Яша Харон отказывался сделать на следствии. «Я не могу подписать это», — сказал потрясенный Харон. — «Ах, не можешь?! Мерзавец! Кругом! Марш в машину!» — и Яша отправился в лагерь.

Спустя некоторое время мы узнали и о трагическом конце Юрия Вайнера и его жены. Приехав в Москву, он женился на женщине, которую любил издалека. Он посвятил ей свои сонеты, назвав ее в них графиней Л. Вайнера, так же как и Харона, отправили на вечное поселение. Жена Вайнера, которая была уже беременна, повесилась на следующий после его ареста день. Сам Вайнер, когда узнал о гибели жены, по одной версии, умер от сердечного приступа, по другой — бросился в шурф шахты.

Среди 100 сонетов Харона и Вайнера было, разумеется, несколько, которые мне особенно понравились. Вот один из них:

Казнь шевалье Бонифаса де Ла-Моль

Вот другой:

Пепелище