Воспоминания военного контрразведчика - Вдовин Александр Иванович

Единственным украшением в комнате была глиняная ваза в форме человеческой головы. Мужское лицо, расплывшееся в доброй улыбке. Розовые щеки, красные губы, высокий лоб, выразительные смеющиеся глаза и красивые уши вызывали у тех, кто смотрел на вазу, ответную улыбку. Называли вазу мордан, она была изготовлена в Германии. Мама получила ее в качестве приданого вместе с периной, швейной машинкой «Зингер» и другими вещами.

В комнате всегда было чисто и прибрано, если вдруг что-то лежало не на месте, то родители делали замечание и требовали наведения порядка.

Посередине комнаты на стене висел репродуктор Всесоюзного радио, его выключали только на ночь, и поэтому все члены семьи были в курсе событий, как в мире, так и внутри страны. Кроме того, по радио шли научные и детские передачи: сказки, литературные чтения для детей и взрослых, передачи для юношества, концерты, оперы и оперетты, стихи. Вся хроника жизни советской страны становилась известна нам, прежде всего из радиопередач. Передовицы газет «Правда», «Известия», «Гудок» передавали по радио и по нескольку раз в день.

Я родился третьим ребенком в семье. Кроме меня были две сестры — Нина и Маргарита.

Мое детство прошло в этой комнате, в коридоре барака, игротеке, в спортивных баталиях вокруг барака и в походах в лес или на речку Ичку. Моей любимой и единственной игрушкой был деревянный мушкет, стрелявший вишневыми косточками. Я испытал настоящее человеческое горе, когда сломался мушкет, а потом и пропал вовсе.

Зимой мне часто приходилось оставаться одному. В такие минуты я любил сидеть у окна и любовался падающими с неба крупными хлопьями снега. Если налетал внезапно порывистый ветер, он разгонял любимые мною хлопья. На улице и в комнате становилось светло и почему-то легко на душе. А спустя какое-то время опять неистовый порыв ветра пригонял огромную черную тучу, и вновь становилось темно и тревожно на улице и почему-то в комнате.

На улице я был шустрым ребенком. Активно играл в чижик, городки, прятки, казаки-разбойники и лапту. Среди бараков устраивались соревнования по лапте, причем в командах были и взрослые, и дети.

В 1946 году наш сосед по коридору Валентин Терехов поступил в институт, ему было положено ходить в форме с красочными золотыми позументами, мы им гордились, так как он был единственным студентом на все сорок бараков нашего городка. Валентин Терехов спустя годы стал светилом советской науки, доктором технических наук. А тогда он научил пацанов нашего коридора игре в шахматы. В дождливую погоду мы играли в шахматы, но в хорошую погоду самозабвенно играли в футбол или другие игры. Ребята нашего барака благодарны Валентину, а я особенно, так как с шахматами иду по жизни, и люблю эту игру по сей день. За прожитые годы я собрал шахматную библиотеку, в ней есть книги чемпионов мира: А.А. Алехина, М.М. Ботвинника, А.Е. Карпова (с автографом автора), Т.В. Петросяна и других известных гроссмейстеров, всего сорок книг (все мною проштудированы).

Вторично во мне пробудил любовь к шахматам в Ленинградском зенитном артиллерийском военном училище сокурсник-перворазрядник Гордеев, который демонстрировал развитие событий на шахматной доске на пять-семь ходов вперед, это было необычно и очень интересно. Норму первого разряда я выполнил, будучи преподавателем Высшей школы КГБ.

В детстве отец научил играть в шашки, но только в зрелом возрасте я понял красоту этой игры.

Эмоциональное и духовное воспитание в жизни я получил от родителей. Они много работали, но всегда находили время почитать мне и сестрам сказки. Книги в доме всегда покупались и читались.

Мое трудовое воспитание в семье выражалось в том, что я обязан был ежедневно готовить пучок лучин из полена для растопки печки. Лучины иногда зажигали как осветительный прибор, если вдруг отключали электричество и догорела стеариновая свеча или кончался керосин в лампе и коптилке.

Чтобы подогреть еду, мы пользовались керосинкой.

После отмены карточной системы и появления денег мне давали поручение купить хлеб, керосин и другие товары.

В бараке было много детей. Нам некогда было скучать, жили шумно и весело. Мы не осознавали, что живем бедно и голодно, — тогда все так жили.

Хорошо отобразил детство нашего поколения и жизнь В. Высоцкий:

У нас на сорок один барак одна уборная.

Всех жильцов бараков донимало соседство крыс и клопов, которых ничем не удавалось вытравить. Замученные люди крысоловками ловили крыс и расправлялись с вредителями с вполне понятной жестокостью.

Яркие воспоминания остались от 1947 года. Отменили в стране карточную систему. В семье появились деньги, на которые покупали одежду и продукты. Запомнился деликатес — маринованная капуста провансаль. Никто в семье до этого не пробовал ее, всем пришлись по вкусу капуста, виноград, яблоки, брусника, клюква, морковь, как сейчас говорят, всё «в одном флаконе». Продавали ее в огромных деревянных бочках, капуста была крупно порезана, кубиками, а также четвертинками от кочана.

В этом же году я впервые попробовал мороженое и газированную воду с сиропом. Незабываемые впечатления остались от праздника Новый год. Отец вешал на елку мандарины, издававшие специфичный запах и имевшие необычный вкус. Все это было в диковинку.

Не забыт мною и вкус тюри. Готовили ее просто: в тарелку наливали питьевую воду, добавляли немного соли, половину чайной ложки подсолнечного масла, столько же уксуса, крошили кусок черного хлеба, и тюря готова. Ели с наслаждением.

В бараке активно обсуждали слухи, что ожидается снижение цен на продовольственные товары. Поскольку жили очень бедно, слухам верили и не верили, но с нетерпением и надеждой ждали. Наконец 1 марта вечером по радио было объявление. Вся семья сидела за обеденным столом, в полной тишине ждали сообщения. Торжественный голос Левитана объявил о решении партии и правительства понизить цены на продовольственные и промышленные товары. Мы внимательно слушали, с комментариями и возгласами одобрения. Шесть лет подряд происходили поэтапные снижения цен.

Отец мог работать на тракторе, и поэтому его послали в числе пятнадцати тысяч от Северной железной дороги на уборку урожая в Луховицкий район. Он возглавил бригаду вдов, имеющих по два-три ребенка. Отец принял решение — выделить каждой женщине в личное пользование по две борозды свеклы, моркови, картофеля, турнепса, капусты, и тем самым заинтересовал женщин работать на пределе сил. В кратчайший срок урожай овощей собрали и сдали государству и в семейные закрома женщин. Об этом написала районная газета Луховицкого района. Один экземпляр газеты долго хранился в нашей семье. И отца, как победителя социалистического соревнования, наградили грамотой и овощами: картошкой, свеклой, морковью, капустой, турнепсом. Впервые после войны мы забыли чувство голода.

До поступления в школу я любил ездить по воскресным дням в гости к крестной. Она жила в Москве в Конюшковском переулке, рядом с зоопарком и стадионом «Метрострой», в коммунальной квартире на втором этаже, в девятиметровой комнате с дочкой Валей. Крестная тетя Груша, сестра моей мамы, работала швеей на фабрике «Большевичка».

Я садился в электричку на станции Лось, доезжал до Ярославского вокзала, шел по шумной и людной Комсомольской площади, до ее центра, садился на трамвай «Букашка» (так назывался трамвай «Б»), добирался до зоопарка и уже пешком до дома крестной.

В электричках первый и последний вагоны были детскими. Их украшали картинками из сказок, гирляндами, лозунгами. В вагоне было красочно и весело от детского шума и гвалта. Иногда детей привлекали к самодеятельности, просили наиболее бойких прочитать стихи или спеть детские песни. Проводница звонким голосом объявляла остановки. Поскольку время было послевоенное, по вагонам ходили инвалиды Отечественной войны, кто без рук, некоторые без обеих ног — на самодельных колясках. Они пели жалобные песни; глубокие, еще непонятные чувства одолевали меня, сердце мое разрывалось от этих песен, выступали слезы, иногда плакал навзрыд.