Екатерина Цимбаева - Агата Кристи

Помогает, разумеется, случайно. Агата Кристи не придает животным волшебной значимости, вплоть до роли настоящих детективов-расследователей в духе, например, Лилиан Джексон Браун. И при всей своей любви к ним не вводит их в сюжеты просто ради сентиментального умиления или развлечения читателей. Питер в «Безмолвном свидетеле», как и Тиглатпаласар, нечаянно способствует прояснению одной тайны. Ту же роль выполняет кот Пух в романе «Убить легко». А гибель канарейки, в убийстве которой взаимно и бездоказательно обвиняют друг друга два персонажа в том же романе, становится катализатором решения о их роли в гораздо более важных происшествиях: тот, кто смог свернуть шею беззащитной птичке, способен на все! Однако разодрать на части петуха — безвредный и незначащий проступок!! Ведь канарейки, собаки, кошки и лошади в глазах англичан психологически несопоставимы с обычными сельскохозяйственными животными.

Да разве может быть иначе? В романе «Одним пальцем» великолепный щенок становится единственным свадебным подарком любящей сестры своему брату, вполне сопоставимым с дарами других родственников и друзей. А в рассказе «Превыше всего — собака» леди целиком подчиняет свою жизнь интересам собачки, расстаться с которой для нее немыслимо даже при перспективе голода. Англичане убеждены, что важнее собаки может быть разве только вопрос жизни и смерти. А может быть, и не важнее…

В романе «Объявлено убийство» любительское воссоздание атмосферы преступления, проводимое двумя старыми подругами, прерывается звонком со станции железной дороги, где обретается их пропавший пес.

«— Что? — зло прокричала в телефонную трубку мисс Хинчклифф. — Он там с утра? Со скольких? Черт побери, и вы только теперь мне звоните? Я натравлю на вас ОБЖОЖ. Недосмотр? И это все, что вы можете мне сказать?

Она швырнула трубку.

— Звонили по поводу той собаки, рыжего сеттера. Он у них с утра на станции… с восьми утра! Без глотка воды, представляешь? А эти болваны позвонили только сейчас. Поеду заберу его».

И она умчалась, игнорируя слабые попытки подруги прояснить наиважнейшее обстоятельство преступления, вдруг всплывшее в ее памяти. Этот поспешный отъезд стоил нерасторопной подруге жизни, и Хинч, конечно, позднее горько корила себя:

«— Если б я подождала!.. Если б выслушала!.. Дьявол! Собака могла проторчать на станции еще четверть часа».

Но как бы то ни было, комфорт собаки был оплачен человеческой жизнью, и мисс Марпл, как и другим персонажам, это не показалось несоразмерно высокой ценой. А грозное ОБЖОЖ — самое старое в мире британское Общество борьбы против жестокого обращения с животными — в детективах Агаты Кристи обрушивается не на мучительство (против него оно как раз не проявляет себя), а на избыточную любовь к питомцам, наносящую им вред. Кошатница из романа «Часы», наполнившая свой домик двумя десятками питомиц, радостно встречает инспектора Скотленд-Ярда, расследующего убийство по соседству:

«— Надеюсь, вы пришли по поводу того ужасного человека, который приходил ко мне из ОБЖОЖ. Какое безобразие! Я написала на него жалобу. Подумать только, он заявил, что мои кошки содержатся в условиях, не подходящих для нормального здорового существования! Форменное безобразие! Я живу только ради моих кисок, инспектор. Они — моя единственная радость. Для них делается все, что возможно».

И до соседских ли убийств тут?

Но почему кошки или собаки становятся «единственной радостью» не только чудаковатых старых дев, но вполне здравомыслящих матерей семейств? Сами англичане подтрунивают над этой своей особенностью в известном анекдоте. Гость видит на почетном месте в гостиной роскошную кошку и спрашивает хозяйку:

— А дети у вас есть?

— Дети есть, но у кошки оказалась на них аллергия и их увезли.

Было бы несправедливо утверждать, будто англичане любят своих домашних питомцев сильнее, нежели детей или возлюбленных. Но верно то, что животных любят открыто, не тая чувств ни от себя, ни от окружающих. Самые пылкие проявления этой любви не встречают неодобрения общества, тогда как родительская, детская или супружеская любовь требует решительного обуздания внешних проявлений.

В начале XIX века в книгах первой великой английской реалистки Джейн Остин отношение к детям описано поразительно современно: их любят и балуют, с ними возятся и играют, им позволяют изводить взрослых и скакать по мебели в гостиной. Викторианская эпоха все принципиально изменила. Она отправила детей наверх, в детскую, откуда от силы раз в день они чинно и благопристойно являлись под присмотром нянь и гувернанток пред очи родителей, дабы те не вовсе позабыли облик своих чад. При этом проявления чувств влюбленных или супругов и во времена Джейн Остин так сдержанны, как только могли бы пожелать викторианцы.

Однако холодность и равнодушие отнюдь не в натуре англичан! Им свойственны глубокие эмоции и страсти. Подавленные самоконтролем, загнанные вглубь общественным мнением, искореженные викторианским семейным кодексом, они искали выхода — и выплеснулись на домашних любимцев. Собачки и кошки заменили дочку для мамы и маму для дочки, доказывая, что «и англичане любить умеют». Им просто не дозволяется любить друг друга по-человечески.

Здесь же лежат корни известного пристрастия взрослых англичан к играм, игрушкам, детским стишкам и полудетским забавам. В соответствующем возрасте им не давали вволю забавляться тем, чем они желали, даже запрещали привозить домашние игрушки в школы-пансионы, — и они начинали играть тогда, когда выходили из-под власти старших. Такой порядок казался им вполне правильным, они без колебаний подвергали тем же душевным мукам собственных детей — и тянули и тянули злосчастную традицию воспитания британской сдержанности и британской скрытости, британских комплексов и британских неврозов.

Агата Кристи была англичанкой. Но только в личной жизни. Как писательница она поднималась над национальной культурой чувств в такой мере, что умела не шокировать чувства представителей других, по крайней мере европейских, культур. Ее произведения пронизаны детскими считалочками и песенками, чьим шуточным строчкам подчинялся мрачный ход сюжета. Но то был продуманный творческий ход, а не проявление бессознательной эмоциональной инфантильности. Насколько заслуженно называют Агату Кристи Королевой детектива, настолько несправедливо величают ее Герцогиней смерти. В ее книгах как раз совершенно отсутствуют живописания всех видов смерти или даже страха смерти на манер столь любимых детьми и подростками «страшилок» и «ужастиков», приверженность к которым выдает во взрослом человеке невзрослое восприятие действительности.