Виталий Закруткин - От земли к земле

Я заверил мать, что все будет в порядке. Мы вышли с Ростиславом на привокзальную площадь. Огляделись. В огромных валенках, в лохматых шапках и в каких-то бурых деревенских армяках, надетых поверх полушубков, мы робко вошли в один из трамваев, но по пути ничего не мидели, потому что окна были покрыты толстым слоем инея. Участливая кондукторша, глядя на наше одеяние, подсказала, где надо выйти.

И нот мы в центре столицы. Взявшись за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе, походили по Красной площади, постояли у Мавзолея Ленина, потом стали бродить по улицам. У какой-то высокой кирпичной стены вдруг увидели сотни лотков со старыми книгами, целый книжный город. У нас глаза разбежались при виде такого несметного богатства. Перелистывая старинные и новые книги, ходили мы с Ростиславом от лотка к лотку, от лавчонки к лавчонке и замирали от восторга.

Вдруг в одной из книжных лавок я увидел роскошное, в тисненном золотом переплете, шеститомное собрание сочинений Пушкина. Это ныло известное в свое время издание Брокгауза — Ефрона с обширными комментариями, со множеством иллюстраций. Сердце мое дрогнуло. Старый букинист, притопывая от холода ногами, подозрительно посматривал на меня из-под очков. Маскируя робость, я довольно небрежно спросил:

— Сколько стоит это собрание?

— У вас, молодой человек, вряд ли хватит денег, — ответил старик.

— А все же? — настаивал я.

Букинист назвал цену и усмехнулся. Мы с братом испуганно переглянулись — цена была сумасшедшая. Но я справился с волнением и довольно бодро сказал:

— Получите деньги и свяжите, пожалуйста.

Ростислав больно сжал мне плечо, зашипел в ухо:

— Ты что? Спятил? А что в дороге жрать? Пушкина твоего жевать будем?

Я отмахнулся от него и, хотя на душе у меня кошки скребли, уплатил старику-букинисту деньги, подхватил тяжелую связку книг и собрался уходить, но в эту минуту Ростислав взбеленился.

— Нет, братец! — бледнея, сказал он, — так не пойдет! В поле мы гнули горб одинаково, значит, и денежки давай будем делить поровну.

— Что же ты хочешь? — спросил я.

Брат вызывающе пожал плечами и отчеканил:

— Вот там, на третьей полке, стоит собрание сочинений Лермонтова. Плати за Лермонтова и пошли.

Делать было нечего. Памятуя о высшей справедливости, мы, хотя и предвидели слезные упреки матери, уплатили изрядную сумму за Лермонтова и отправились на Ярославский вокзал…

Зимний день короток. Пока мы возились в книжных лавках, быстро потемнело, всюду засветились фонари. Вечерний город не был похож на дневной. Убоявшись исполосованной электрическими лучами темноты, мы не зашли ни в один из гастрономических магазинов, прибежали на вокзал без заказанных матерью продуктов и, вытирая обильный пот, молча положили перед ней связки книг…

Забегая вперед, я хочу сказать, что купленные нами сочинения Пушкина и Лермонтова стали для нас с братом предопределением, знаком судьбы. Хотя мы ни разу в жизни не изменили Сергею Есенину, великие русские поэты открыли перед нами вершины родной литературы, красоту языка, заставили работать над словом по-настоящему. Именно от них, двух поэтов, чьи сочинения были случайно добыты нами у московских букинистов, начался наш путь в науку. Позже брат Ростислав и я, окончив аспирантуру и защитив в Ленинграде диссертации, были удостоены ученой степени кандидата филологических наук, звания доцента и стали руководить кафедрами литературы: Ростислав в Калининграде, а я — в Ростове-на-Дону.

Но до этого в тот морозный декабрьский день было еще очень далеко.

Медленно полз наш товарно-пассажирский поезд на Дальний Восток. Ехали мы в общем вагоне, на плацкартный не хватило денег. Проводники топили печь от случая к случаю. На каждой остановке — а их было множество — люди с ведрами и чайниками бегали за кипятком, мужики согревались самогоном. Кто-то играл в карты, кто-то в лото. Так и коротали время. Как только стекла в окнах оттаивали, каждый из нас старался пробраться поближе, чтобы разглядеть новые места. Мы уже проехали бесконечные вятские леса, Свердловск, Новосибирск, Красноярск. С каждым днем становилось все холоднее, мороз крепчал. Минован Иркутск, поезд долго стоял на станции Слюдянка. Пассажиры вышли из вагонов. Все любовались величественной гладью зимнего Байкала. Лед в Байкале был хрустальной прозрачности и отсвечивал нежной голубизной. Вокруг огромного, покрытого льдом озера высились угрюмые, запорошенные снегом лесистые скалы.

Но вот остались позади Улан-Удэ, Чита, Могоча, какая-то станция со странным названием Ерофей Павлович, Сковородино, Невер, Бочкирово, и, наконец, наш медленный поезд подошел к долгожданной Завитой. Отец с братом встречали нас. Быстро выгрузили все наши узлы, корзины, ящики, мешки. Пуще всего мы с Ростиславом оберегали Пушкина и Лермонтова.

И 1930 году Завитая представляла собой небольшой поселок, районный центр, окруженный тайгой. В поселке были две школы — железнодорожная и поселковая, сельскохозяйственный рабфак и примыкавший к станции клуб. Все дома в Завитой были деревянные.

Людей на Дальнем Востоке было в ту пору мало, каждый человек ценился, как говорится, на вес золота, и потому вскоре удалось устроиться на учительскую работу и матери, и мне. Братья и сестра стали учиться на рабфаке, Ростислав — на старшем курсе, а Евгений и Ангелина — на первом. Вся наша семья поселилась в домишке рядом с рабфаком…

На Дальнем Востоке мы прожили три года. За это время многое довелось повидать, и я до сих пор преклоняюсь перед замечательным краем с его величественной природой, обширностью, прекрасными людьми. Вскоре после приезда у меня завязалась дружба с товарищами по работе, заядлыми охотниками. Мы часто уезжали в тайгу, бродили но сопкам и падям, стреляя коз, тетеревов, фазанов. В одну из зим нас, группу молодых работников, вызвал председатель райисполкома и предложил выехать в командировку для описания таежных стойбищ, переписи населения и составления карт нашего пути. Нам дали пару саней, лошадей, продукты. Ехать пришлось по льду реки Бурея более пятисот километров. Нас было шесть человек: четверо парней и две девушки — комсомолки Ася Алешина и Ната Панина. Одеты мы были тепло, в оленьи дохи и унты. Мороз в ту зиму доходил до сорока градусов, но ветра не было, и светило солнце

Ночевали мы в охотничьих избушках, пили разведенный снегом спирт, ели соленую кету, вяленую оленину и посетили места, которые мне никогда и не снились. Мы встречали семьи тигроловов и медвежатников, охотников на белку и соболя, староверов, молокан, контрабандистов-спиртоносов, лесорубов…